Хоть своих четверо и тех тоже, но про махаться нечего было и думать. Такой бычара, как Арбуз, один бы всех уделал, он лежа запросто сто восемьдесят жмет, Серый сам видел.
— Да где я столько бабок возьму? — сбавил тон «зонтовский» группенфюрер. — Три раза по пятьдесят пять! Это сколько? Сто шестьдесят пять рваных!
— А не хочешь…… в…..? — набычился Бухан и, сжав кулаки, шагнул навстречу «сычовским».
Арбуз, не вынимая рук из карманов, сбоку, страшным по силе и скорости ударом ноги врезал Бухану в пах. Тот согнулся пополам.
Дубина безмозглая! Теперь из-за него всем кости переломают!
От страха костольеты, поселившиеся в голове у Серого, забыли про «то-так» и вмазали по черепу дробным «токо-так, токо-так!».
— Бей их, пацаны! — приказал Арбуз своим.
Хотел Серый рвануть к выходу, проскочить между «сычовскими», но не рассчитал — налетел плечом на Арбуза. А паршивей всего было то, что Арбуз то ли каблуком зацепился, то ли еще что, но от толчка опрокинулся навзничь. И, похоже, крепко приложился затылком.
От ужаса Серый замер на месте.
Третий из «сычовских» быков, который с неизвестной кликухой, медленно повернулся к Серому, ощерил зубы и с пугающей неторопливостью занес кулак.
Тогда, взвизгнув, Серый толкнул его в грудь, пулей вылетел из котельной и дунул через двор. Бешеный стук костольет гнал его прочь, как зайца.
Вот теперь ему точно был конец.
Товарищей бросил на убой — раз.
Дурдом на хвосте — два.
Плюс дома Рожнов.
Из Басманова надо уносить ноги — куда глаза глядят. Здесь Серому жизни больше не будет.
Только домой все равно нужно заглянуть. Куда поедешь чучелом, в промасленной спецовке? И на какие шиши? Мюллер пятерку дать так и не успел. Хоть сколько-нисколько у мамки денег перехватить. Ну и попрощаться.
Может, Рожнов уже упился и задрых?
Но и здесь Серому не свезло. Видно, вся его везуха потратилась на аварию.
Ключом открыть дверь он не мог — ключ остался в больнице, вместе с одеждой и документами. Пришлось звонить.
Открыла не мать — Рожнов. Он был в шароварах, в обвисшей на плечах майке. Серый сразу понял, что отчим находится на самом поганом этапе запоя: спать не может, есть тоже, даже табаку дыхалка не принимает. Только глушит ханку и бесится.
Как увидел Серый у Рожнова незажженную папиросу в углу рта, глаза в красных прожилках, лиловый отлив щек, так сразу внутри всё и упало. И костольеты снова перескочили на пулеметный стрекот.
— А-а-а-а-а, явииилсяааа, — пропел отчим, издевательски растягивая звуки. — А бреехааали чтооо под автообус поопааал. Надуууть хотееелиии? Рожнооовааа еще никтооо нее надуувааал. Зааходиии, миил чеелоовеек, гооостееем бууудешь.