Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке] (Хмелевская) - страница 30

— Ну я же говорил, что их две! — выкрикнул молодой комиссар.

Эх, молодо-зелено, простим ему эту порывистость.

— А откуда вы знаете, что это была я? — спросила я потусторонним голосом, замечательно повторив интонации инспектора.

— Паспорт, прописка… вы не заявляли об утере паспорта, я проверял.

Я секунду помолчала. Профессиональный уровень есть профессиональный уровень.

— Особ, которых зовут Барбара Борковская, в нашей стране вагон и маленькая тележка. Подделать штамп о прописке — это пустяк даже для дилетанта. Вы провели опознание тела? Покойницу кто-нибудь опознавал?

— Нет, ещё нет. Опознание мы отложили на завтра, брат покойной…

— Господи помилуй, Влодек! Не делайте глупостей, не пугайте моего брата! А тем более родителей! Я жива, вы что, до сих пор этого не заметили? Вот я вас шандарахну пустой бутылкой в темечко, тогда вас проймёт! Черт побери, прошу прощения…

Я опомнилась. Бутылкой по темечку — это не вполне профессиональный уровень.

С немалым усилием я снова вошла в роль прокурора.

— Вы исходили исключительно из паспорта и штампа о прописке? Без опознания тела?

— Это на самом деле серьёзная ошибка с нашей стороны. Но есть все данные о том, что Барбара Борковская, журналистка, условилась о встрече на месте преступления, приехала туда и была убита.

— Как?

— Одним выстрелом, прямо в сердце, сзади.

— Там кто-нибудь живёт?

— Территория и обстоятельства очень способствовали такому убийству. Оружие не нашли, возможно, оно было с глушителем.

— С кем она договорилась о встрече?

— С Иоанной Хмелевской, писательницей.

— И что говорит Хмелевская?

— Что журналистка была наглая и мерзкая, взяла её за горло, клянчила интервью, невзирая на явное нежелание писательницы, к тому же опоздала…

Вот теперь мне сделалось плохо…

* * *

Все началось два года назад, может даже раньше, но я ничего не замечала и ни о чем не догадывалась.

— В чем ты была вчера после обеда? — внезапно спросил меня муж сентябрьским вечером, когда мы загнали деток в постель и сидели за чаем.

— Да в том же, в чем утром, — изумилась я. — И в том же, в чем сегодня. У меня не слишком много нарядов, ты не заметил?

Муж отмолчался. Он сидел какой-то нахохлившийся, явно не в своей тарелке, поглядывая то на меня, но на дуршлаг на стене за моей спиной.

Чай мы пили на кухне. Мне не хотелось бегать, накрывая стол в гостиной, широким раздвижным столом мы пользовались, только когда ели вместе с детьми. Время от времени приходилось проверять, умеют ли они управляться с ножом и вилкой.

Обычно дети ужинали раньше, а мы чаёвничали позже. Это были мои самые любимые минуты — тишины и покоя. На сей раз с покоем явно дело не ладилось.