— О, ясно. — Выражение озадаченности на ее лице сменилось пониманием, и спустя секунду Мэдлин добавила: — Да, конечно.
Она снова пристально посмотрела на Джарвиса и улыбнулась сияющей, полной радости и удовлетворения улыбкой.
Джарвис был потрясен намного сильнее, чем если бы Мэдлин надрала ему уши.
— Благодарю вас. Я не смотрела на это с такой точки зрения. — Скованность, чувствовавшаяся за ее улыбкой, улетучилась, и постепенно появилась нежность. — Спасибо за совет.
— К вашим услугам.
Джарвис снисходительно улыбнулся в ответ, и улыбка смягчила резкие черты его лица. Он так и стоял, прислонившись к двери, и Мэдлин, непроизвольно поежившись, вопросительно выгнула брови.
— Было еще что-то?
— Нет. — Он широко улыбался, но Мэдлин достаточно хорошо знала эту улыбку, чтобы не доверять ей. — Я просто жду, чтобы вы меня поблагодарили.
— Я только что это сделала.
— Должным образом.
Она уже открыла рот, чтобы повторить свои слова, но резко закрыла его и пристально посмотрела на Джарвиса.
— Я вас больше не поцелую.
— А как вы собираетесь уйти отсюда? — Его не заслуживающая доверия улыбка стала еще шире, и Мэдлин с опозданием оглянулась по сторонам. — Лестница за этой дверью — единственный путь вниз.
Мэдлин развернулась и решительно зашагала по бастиону, но ей не пришлось идти слишком далеко, чтобы удостовериться, что другого выхода, безусловно, нет — ни двери, ни даже слухового окошка.
Гордо прошествовав обратно к тому месту, где Джарвис терпеливо дожидался ее, Мэдлин остановилась в шаге от него, придерживая волосы, так как снова налетел ветер.
— Вы просто… — мгновенно растеряв слова, она сделала широкий жест одной рукой.
— Хорош в этом?
— Несносны! — с возмущением прошипела Мэдлин, чувствуя себя так, словно получила пинка. — Ради Бога…
Джарвис потянулся вперед, обхватил ее за талию, поднял, а затем предоставил скользить вниз вдоль своего тела.
Глухо вскрикнув, Мэдлин начала опускаться; ее длинные ноги коснулись его ног, грудь прижалась к его груди, бедра — к его бедрам, и каждый нерв, каждый мускул в его теле словно встрепенулись, включая… то, что она, прижатая к его телу, могла безошибочно ощутить.
— Именно так.
Увидев, как у нее от испуга расширились глаза, Джарвис улыбнулся — очень выразительно — и, нагнув голову, поцеловал Мэдлин. Физически Мэдлин не сопротивлялась — ее тело оставалось пассивным в его руках и безропотно принимало объятия, — но тем не менее она отчаянно боролась за то, чтрбы оставаться невозмутимой.
Инстинкты побуждали Джарвиса вести войну с Мэдлин — с ее волей, чтобы ослабить ее, чтобы ее желание могло взять верх и она уступила бы и добровольно отдалась ему. Однако, наклонив к ней голову и перейдя к более настойчивым действиям, Джарвис вдруг ощутил внутри странное противоречие: его инстинкт воина — изначальная убежденность, что он имеет все права обладать женщиной, которую держит в своих объятиях, — столкнулся с таким же по силе подсознательным ощущением, что в случае с Мэдлин нужно быть дающим, что он должен убеждать и уговаривать, а не заставлять и требовать.