— Невеста вышивала? — спросила Соня, с любопытством рассматривая красивый кисет.
— Просто знакомая.
— Знакомым так не вышивают! — не согласилась Соня. — Могу я спросить?
— Разумеется.
— Чем будете заниматься у немцев?
— Заготовкой продуктов.
— Работники нужны?
— Хорошие.
— Мы будем хорошо работать!
— Так у вас есть дело! — сказал Крайнев, выпуская дым. — Два яйца за снимок…
— Никто не фотографируется! — сердито сказала Соня. — Дорого! Голодаем…
— Снизьте цену.
— Немец запретил! Тот самый, что вешал плакат. Это фотограф, он берет яйцо за снимок, а нам велел брать два. Цену снижать нельзя, поэтому все снимаются у немца. К нам приходят, когда он уезжает в округ. Приходят редко — люди предпочитают подождать день-другой. Вы сегодня первый и, наверное, единственный клиент.
«Классический пример недобросовестной конкуренции! — подумал Крайнев. — С антисемитским душком…».
— Что умеете делать, кроме фото? — спросил.
— Я окончила мединститут, стажировалась как хирург, — печально сказала Соня. — Диплом получить не успела.
— Почему не работаете в больнице?
— Немцы запрещают евреям лечить! Даже к пленным не пустили!
— Здесь есть пленные? — удивился Крайнев.
— Лагерь в совхозном дворе за городом… — вмешался Давид. — Человек двести.
— Уже меньше, — вздохнула Соня. — Их почти не кормят и совсем не лечат. Там было много раненых. Недалеко от Города шел бой на дороге, там их взяли…
Крайнев молча докурил, встал. Давид сбегал в чулан, принес слегка влажные снимки. Крайнев сунул их в карман.
— Присмотрите за конем! — попросил, выходя во двор.
Соня вышла проводить.
— Спешите? — спросила за порогом.
Крайнев бросил взгляд на часы:
— Нет.
— Тогда расскажу. Немцы, заняв город, нашли и арестовали несколько коммунистов. Затем согнали жителей на стадион — смотреть на расстрел. Рядом с коммунистами поставили Яшу…
— Кого?
— Яшу Соркина. Наш городской дурачок. Его отец рисовал на щитах афиши к кинофильмам, а Яша разносил их по городу. Он высокий, сильный, только ум как у трехлетнего. Все время улыбался. Встретишь, спросишь: «Яша, фильм хороший?» «Хаароший!» — отвечает. У него все были «хорошие»… Безобидный дурачок, его даже дети не трогали. Он стоял у стенки рядом с коммунистами и улыбался — не понимал, что происходит. Немец в черном мундире заулыбался в ответ и скомандовал…
Крайне молча пошел к калитке, Соня не отставала.
— Чей это костюм? — спросил Крайнев, берясь за щеколду.
— Мужа.
— А Давид?
— Это мой брат, младший. Ему только девятнадцать. После школы окончил курсы, работал в быткомбинате фотографом. Когда все ушли, забрал аппаратуру и материалы домой, все равно бы растащили. Здесь такое было! Магазины грабили, из учреждений мебель выносили… Власти-то нет… Немцы, как пришли, велели все вернуть. Кто не подчинится, угрожали расстрелять. Мы не подчинились.