В течение продолжительного времени в Эдинбурге оперировала организованная шайка грабителей, смелость которой дошла до того, что однажды ночью она вломилась в дом одного из членов городского муниципалитета. Хозяин и хозяйка квартиры, заслышав шум, проснулись, но были связаны разбойниками; во избежание же криков, в рот несчастным вставлены были кляпы. Между тем грабители, нагрузившись драгоценностями на значительную сумму, оставили разоренный ими дом. Хотя дело происходило ночью, но в одном из грабителей жена члена управы узнала жениха своей дочери и с первыми проблесками утра, освободившись от стягивавших ее веревок, донесла о происшествии властям, которые на основании ее показания задержали упомянутого выше жениха. Под присягой ограбленная дама снова подтвердила свое показание, которое, кроме того, было подкреплено свидетельницей, старушкой-прислугой, рассказавшей суду, что, находясь на службе у матери молодого человека, у которой проживал и он, она неоднократно впускала его в квартиру поздней ночью.
На основании приговора злосчастный жених был приговорен к жестокой экзекуции палачом-специалистом; наказание должно было быть произведено в тот именно день, на который назначалась свадьба молодого человека. Экзекуция должна была состояться в 12 часов дня, но еще задолго до этого времени весь путь, по которому должно было проходить шествие, был усеян целыми толпами любопытных, и, как говорится, яблоку упасть негде было. Джон Гейх, исправлявший обязанности палача, достал специально для этого случая новую плеть и, в ожидании своей жертвы на дворе тольбутской тюрьмы, посвистывал ею по воздуху, выражая при этом безграничную и дикую радость. Этот Джон Гейх словно создан был для роли палача; он исполнял свои обязанности как у эшафота виселицы, так и у позорного столба с известной гордостью, сопровождая каждый новый мастерский удар свой положительно дьявольской улыбкой.
Сегодняшний преступник был еще совершенно молодой человек, приблизительно лет двадцати; безбородый юноша этот выдавался столь нежной, белой кожей, что при виде его обнаженной палачом спины в публике инстинктивно пронесся гул сострадания.
Наконец, преступника привязали к задней части позорной тачки, члены магистратуры заняли определенные для них места, отряд констеблей (городовых) с их длинными алебардами построился в обычном порядке. Чтобы заглушить вопли истязуемого, трубачам дана была команда начинать. Плеть Джона Гейха стала свистать по воздуху, причем первый же нанесенный им удар вызвал брызнувшую фонтаном кровь. Преступник вскрикнул нечеловеческим голосом и посмотрел вдоль расстилавшейся перед его глазами улицы, только в конце которой он должен был получить последний удар... В то же время присутствовавшие в числе зрителей женщины и дети подняли ужасный вой.