Из записок о 1812 годе (Очерки Бородинского сражения) (Глинка) - страница 58

"В страну, где пламенную младость Он гордо начал без забот; Где первую познал он радость; Где много милого любил..."

А в тоскливые ночи туманной осени все еще сильнее откликнется в думе унылой. Шумит холодный ветер над кучами одежд, набросанных по городским улицам и на площади от ворот Спасских до Воскресенских. С фонарями в руках витают около них ратники, дрожащие от стужи ночи октябрьской, витают как призраки могильные. Расхватывают тулупы, шинели, сюртуки, капоты, салопы, а иные... Тут все, тут и утварь храмов божьих.

Но что это такое! Какая пестрота! Какая дикая несообразность в одеждах! Что это на головах! Во что обуты ноги? Что это такое?.. Что такое? В пожарной Москве маскарад Европы разноплеменной? Живые явления из Шекспировых трагедий. А кто зритель? Кто? Око провидения! Оно поверяет успехи просвещения европейского. Бедное человечество!

На башне Спасской пробило полночь. Огни тусклые не угасали еще в стенах дворца кремлевского. Завоеватель на страже у самого себя. Потупя взоры на помост палат кремлевских, притиснув руки к груди широкой, то медленно, то быстро ходит, то, порывисто оторвав руку от груди, заваленной бременем обладания всемирного, ударяет себя в чело и восклицает: "Итак, должно бежать! А Европа!.. Она еще под пятою моей! Ужасно! Отказывают! Кому?.. Отказывают Наполеону! Я просил, ...просил Наполеон! Просил, чтоб отступить в Вязьму. И оттуда договариваться о мире! Просил... Отказ! Ужасно! Кто звал меня в Россию? Где Москва? В могиле!.. Ужасно!.. Бросить столицу как ничтожную, пустую деревню! Бросить столицу без условий, без договоров, превратить императора французов в сторожа Москвы! И ее нет! Потомство не поверит, а Европа!"

Тут туманное чело завоевателя несколько прояснилось. "Европа! Она говорила и повторит: "Лицо вселенной переменилось! Новый возраст мира стремится из заветной бездны времен и в обширном разлете парит над нами. Двадцать столетий втеснились в одно столетие. Великий ум, герой единственный, посол и орудие провидения, словом, явился Наполеон!" Вот что говорила и что снова провозгласит Европа! А это было сказано, когда венчали лаврами мой лик в одном из древних вольных германских городов в те дни, когда Смоленск пал к стопам моим. Но зачем я не остановился там, зачем не остановился в Витебске! Мне советовали... Советовать Наполеону! Явись другой Наполеон, и ему не поверю, и он должен прислушиваться к мысли моей. Мое я огненными чертами врезалось в грудь мою, оно жжет меня как пламя жерла огнедышащего. Я говорю в себе! Я..."