— Ты ни на что не годен, Эл, — сказал он. — И сам это знаешь. Ты превратил жизнь Мэри в ад. Ты проклятие для своих детей. Да и для нас всех ты не сделал жизнь раем.
— Что толку в этих разговорах, — перебил Эл. — Я не собираюсь оставаться здесь.
— К этому я и веду, — продолжал Джордж. — Тебе нет надобности оставаться здесь.
Лицо Эла просветлело, и он невольно рванулся, словно готовый в любую минуту направиться к экипажу.
— С другой стороны, и нет нужды возвращаться со мной. Есть иной выход.
Рука Джорджа опустилась в задний карман и появилась назад с револьвером. Револьвер лежал на ладони, ручкой к Элу, и Джордж протянул его брату. Одновременно он кивком головы указал Элу на ближайшие заросли.
— Брось запугивать! — огрызнулся Эл.
— Я не запугиваю, Эл. Взгляни на меня. Я говорю серьезно. И если ты сам этого не сделаешь, то придется мне за тебя.
Они поглядели друг другу в глаза; револьвер все еще лежал на протянутой руке. Одно мгновение Эл колебался, затем глаза его загорелись. Быстрым движением он схватил револьвер.
— Ей-богу! Я это сделаю, — сказал он. — Я покажу тебе, на что еще я способен.
Джордж вдруг почувствовал смертельную усталость. Он отвернулся. Он не видел, как брат вошел в заросли, только слышал шелест листьев и ветвей, раздвигаемых его телом.
— Прощай, Эл! — крикнул он.
— Прощай! — донеслось из зарослей.
Джордж почувствовал, как пот выступил у него на лбу. Он вытер лицо платком. Словно издалека услышал он, как слуга опять кричит ему, что экипаж подан. Дятел соскользнул вниз сквозь солнечные блики и уселся на стволе дерева, футах в двенадцати от него. Джорджу казалось, что все это сон, и при этом он чувствовал высшую справедливость происходящего. То был единственный выход.
Он вздрогнул всем телом, так, словно раздался выстрел. Но это был голос Эла у него за спиной.
— Вот твой револьвер, — сказал Эл. — Я остаюсь.
Среди деревьев показался слуга, он очень спешил и нетерпеливо окликал Джорджа. Джордж спрятал в карман оружие и сжал руки брата в своих.
— Благослови тебя господь, старина, — прошептал он. — И, — он в последний раз сжал руки брата, — желаю счастья!
— Иду! — крикнул он слуге, повернулся и бросился через заросли к экипажу.
«Коралл разрастается, пальма тянется ввысь, а человек исчезает».
Таитянская пословица
А Чо не понимал по-французски. Отупев от усталости и скуки, он сидел в переполненном зале суда, прислушиваясь к картавой сухой трескотне французских слов, которыми сыпал то тот, то другой чиновник. Для А Чо это была чистейшая тарабарщина, и он дивился глупости французов, которые потратили столько времени, доискиваясь, кто убил Чун Га, и ничего в конце концов не доискались. Каждый из пятисот работавших на плантации кули знал, что это сделал А Сань, а его даже не арестовали. Правда, кули сговорились не доносить друг на друга властям, но, возьмись французы за дело как следует, они без особого труда дознались бы, что убийца — А Сань. До чего же это глупый народ — французы!