— Таблетки, таблетки, — он неуклюже полез в боковой карман пиджака.
Алекс дал ему запить из бокала. Мокий Кузьмич пришел в себя. Помолчал и заговорил спокойно, как человек, свершивший задуманное.
— Все, зятек. Теперь хочешь-не хочешь, тащить тебе этот воз и приумножать. В тебе я не сомневаюсь. Ты умен, но крылат, легковат для нас, грешных. Не сорвись. Время бежит, дети растут. Так.
Он отдышался и кивнул на плоскую, извлеченную из тайника пластинку с пленкой.
— Это, дружок мой, удивительный материал. Я плачу за него огромные деньги. Потому что в нем содержится досье на все московские и российские криминальные группировки, что существуют на сей момент. Источник готов работать еще хоть десять лет, лишь переводи сумму на его счет. Имея это, мы с Грачом в состоянии оградить себя от любого наезда, не ввязываясь в их разборки. Нас уважают. Недавно машину украденную пригнали обратно, узнав, чья она. Вот так.
Алекс тонко улыбнулся.
— Авторитет-с?
— Бери повыше.
Они помолчали. Алекс вздохнул.
— Грачу доверять полностью?
— Да, да. У нас вековые связи.
— А Второму?
— Тут похуже. Он пока не опасен, но может… ох, может!
Старику пришлось выпить еще три пилюли. Он становился плох, и спешил, спешил сказать все необходимое.
— Горизонтальный бизнес, Алекса, рыхл и блудлив, грош цена ему в базарный день. Нужна поддержка, вертикаль. Два-три своих губернатора, место в Думе, свое лобби. Ты и сам высоко летаешь, должен знать. Так. Еще вот что. Десять лет — срок огромный. Ежели лет через пять выдохнешься, земь наша занудит тебя, — передай дело Грачу. Он дотянет, ему в охотку. Так. И последнее. Обещай мне. Все внуки должны получить образование получше вашего. Оксфорд, Кембридж — вот уровень. Все, Алекса. Зови докторов.
Старик Егоров умер дома, в своей постели, не велев везти себя в больницу. Грача просил не оставлять семью, его Верушку. Родственникам наказал не вскрывать тело, предать земле в краях заповедных. В последний час успел исповедоваться своему священнику и отошел с миром.
Если найти место, равноудаленное от Кремля и от храма Христа Спасителя, хотя бы за Москвой-рекой, на Болотной площади, близ «Дома на набережной», то можно понять опасения архитекторов, возводивших в девятнадцатом веке этот храм, как символ мощи Руси и православия. Да, златоглавая махина тяжело перевешивает Кремль. Да, древнее сердце столицы, седые стены, древние палаты и колокольни выглядят отсюда хороводом остроконечных башенок на углах красной зубчатой ограды, внутри которой празднично и невесомо красуются разные постройки, тонко-узорное белокаменье да сияние золотых луковиц. И все городские окрестности вокруг возведенного Храма также пригнулись в его поле, уменьшились, словно вросли по колено в сырую землю. И название станции метро пора менять на третье, вслед за улицей, потому что «Кропоткинская» напоминает о князе Кропоткине, путанике и путнике в обольстительных дебрях русского анархизма, который нынче, как и Дворец Советов, давно вышел из моды.