Удар мечом (Константинов) - страница 32
«Вырвала страницу? — торопливо размышлял Нечай. — Зачем? Почему по шматочку пустила в воду, будто боится, чтобы другие не прочитали? Стоп!.. А если это была не страница, просто лист бумаги? Письмо, записка?» Вывод напрашивался сам собой: нет, неспроста учительница ходит сюда на прогулки — в старой мельнице контактный пункт! Удобное место: село недалеко, и лес рядом. Заброшенное место — ветхое все, полуобвалившееся…
Унес ручеек разорванный грепс[7]. От кого — ясно. Ясно-то ясно, только могло ведь все это и почудиться. А если действительно ходит учительница к мельнице книжки читать? Мало ли у кого какие странности… Нечай засомневался. Может быть, и вправду ему все мерещится? Еще недавно он действовал бы быстро и решительно: обыск, арест своею властью — в районе разберутся. Но сейчас почему-то не выходили из памяти слова Марии: «Вы готовы весь мир подозревать…» А вдруг?..
Днями бойцами комсомольского истребительного отряда села Зеленый Гай была задержана на кладбище в момент провокации учительница местной школы Шевчук М. Г. Провокация заключалась в том, что вот уже на протяжении почти месяца в полночь на кладбище раздаются женские вопли, которые темные элементы используют для антисоветской пропаганды. Шевчук М. Г. находилась в тени часовни, и хотя она категорически отрицает свою причастность к описываемым событиям, кроме нее, в данный конкретный момент это сделать было некому. Вызывает подозрение и то, что учительница ведет уединенный образ жизни, часто ходит по хуторам и окрестным селам, что является удобным для сбора сведений. М. Г. Шевчук в наших местах человек новый и требует, на мой взгляд, тщательной проверки.
Инструктор райкома ЛКСМУ И. Нечай».
Ночью на кладбище
Иван не сразу написал это заявление. Он понимал, что обращение за помощью в райотдел МГБ — шаг весьма серьезный. Но с некоторых пор в Зеленом Гае стали твориться странные вещи. По селу поползли слухи, будто мертвые, которых страшит нынешняя безбожная жизнь, ровно в полночь встают из могил и плачут от жалости к людям.
— Сама чула, — захлебываясь от обилия впечатлений, рассказывала баба Кылына. — Иду от кумы мимо кладбища, ничь темная, хоч очи выколы, а воно як заплаче, як закрычить, та так жалибно, що я и сама б заплакала, тилькы злякалась дуже…
Баба Кылына, хроменькая, подвижная, истово крестилась, надвигала на глаза черный платок, хромала от хаты к хате, нашептывала деревенским кумушкам слухи о необычном «голосе» мертвых. Слушали ее с любопытством, но без особого доверия: может, у кумы причастилась, вот и попутала нечистая сила. Крепко любила выпить баба Кылына.