— Элайна! — я звал, мчась вперед, так как я видел, что она превратилась в огненный столб.
Всех вещей в моих карманах плюс моих побрякушек на поясе, быстро подсчитывал я, вероятно хватит, чтобы изгнать это. Конечно, энергия запасалась ранее, ожидая момента, когда она могла бы быть использована разными способами. Я произнес слова, которые могли бы изнасиловать энергетические объекты, и освободил силы.
Затем я провел изгнание.
Пламя улетучилось мгновенно. Но не дым и запах.
...А Элайна лежала всхлипывая, одежда и кожа обуглились, конечности конвульсивно сведены. Все открытые участки тела были темными и чешуйчатыми, и кровь начинала проступать через трещины на коже.
Я выругался, когда восстанавливал охрану. Я создал ее, чтобы защитить место, когда меня нет. Я никогда не пользовался ею, когда был внутри. А надо бы.
Кто бы ни сделал это, он, вероятно, находился поблизости.
Мой тайник находился в подвале, приблизительно в двадцати футах под коттеджем — достаточно близко для меня, чтобы использовать множество энергетических вещей, даже не выходя за ними. Я мог бы освободить их энергию, как я только что поступил с тем, что у меня было. Я мог бы использовать ее против моего неприятеля. Да.
Это был шанс, которого я ждал.
Я бросился к моему кейсу и открыл его. Мне нужна была энергия, чтобы добраться до энергии и пользоваться ею. И манна из артефактов, которую я добыл, была запасена в моих собственных устройствах. Я достиг жезла и сферы. Наконец, мой враг, ты сейчас получишь! Будешь знать, как нападать на меня!
Элайна стонала...
Я выругался на себя за слабость. Если мой неприятель проверял меня, чтобы определить, не стал ли я слабее, он мог бы получить утвердительный ответ. Она не была посторонней и она сказала, что доверяет мне. Я должен сделать это. Я начал заклинание, которое должно было опустошить большинство моих силовых объектов, чтобы восстановить ее здоровье.
Это заняло почти час. Я погрузил ее в сон. Я остановил кровотечение. Я наблюдал, как образуются новые ткани. Я вымыл ее и одел в спортивную рубашку и закатанные слаксы, которые я достал из прикроватного шкафчика, до которого не добралось пламя. Я дал ей поспать подольше, пока я все прибрал, открыл окна и начал готовить кофе.
Наконец я стоял рядом со старым креслом — сейчас покрытым пледом, — в которое я ее положил. Если я сделал нечто хорошее и благородное, то почему я себя так глупо чувствую. Вероятно, из-за того, что это было не в моем стиле. Я наконец-то убедился, что не совсем стал рабом рассудка, хотя все во мне возмущалось при мысли, сколько манны потрачено на ее выздоровление.