Все недоуменно обводили глазами пустую церковь, только Ширинг не выказал удивления.
— Ты надменный монах, — бросил он Годвину, как всегда теперь, левой стороной рта.
Ослушник и без того рисковал всем. От лишней дерзости хуже не будет, и потому он ответил:
— А вы упрямый граф.
Роланд потянулся к мечу:
— За это тебя следует проткнуть насквозь.
— Приступайте. — Годвин развел руки, словно готовясь к распятию. — Убийство аббата Кингсбриджа в соборе. Похоже на то, как рыцари короля Генриха убили архиепископа Томаса Беккета в Кентербери. Проложите мне путь на небеса, а себя осудите на вечное проклятие.
Филиппа ахнула от подобной наглости. Уильям рванулся к дерзкому церковнику, но Роланд жестом остановил его, сказав:
— Твой епископ приказывает подготовить собор к свадьбе. Разве монахи не дают обет послушания?
— Леди Марджери не может быть обвенчана.
— Почему? Потому что ты хочешь стать аббатом?
— Потому что она не девственница.
Филиппа прикрыла рот рукой. Ричард застонал. Уильям выхватил меч. Граф крикнул:
— Это измена!
— Уберите меч, лорд Уильям, этим девственности не восстановить, — усмехнулся бунтарь.
— Да что ты об этом знаешь, монах? — не выдержал Роланд.
— Два человека из аббатства были свидетелями сцены, имевшей место в той самой комнате, которую сейчас занимаете вы, милорд.
— Я тебе не верю.
— Граф Монмаут поверит.
— Ты не осмелишься рассказать ему.
— Мне придется объяснить, почему его сын не может обвенчаться с Марджери в Кингсбриджском соборе, по крайней мере до тех пор, пока она не исповедует свой грех и не получит отпущения.
— У тебя нет доказательств этой клеветы.
— Есть кое-что получше — двое свидетелей. Но спросите девушку. Скорее всего она признается. Полагаю, политическому альянсу, в котором заинтересован дядя Роланд, невеста поневоле предпочтет любовника, похитившего ее девственность.
Монах страшно рисковал. Но он видел лицо Марджери, когда ее целовал Ричард, и был уверен, что она влюблена. Брак с сыном графа наверняка приводит ее в отчаяние. Такой молодой девушке трудно убедительно лгать, когда неопытная душа, как предполагал Годвин, находится в полном смятении.
Подвижная половина лица Роланда искривилась от бешенства.
— И кто же этот человек, совершивший, как ты уверяешь, преступление? Ибо, если докажешь, что говоришь правду, мерзавца повесят, клянусь. А если нет, повесят тебя. Пошли за ним, посмотрим, что он скажет.
— Он уже здесь.
Роланд в недоумении обвел глазами четырех сопровождавших его мужчин — обоих своих сыновей и двух священников. Ослушник посмотрел на Ричарда. Роланд проследил за его взглядом. Через секунду все взоры обратились на епископа. Годвин затаил дыхание. Что он сейчас сделает? Сдастся? Обвинит монаха во лжи? Или придет в бешенство и набросится на правдолюбца? Но на его лице читалось уныние, не гнев; через мгновение Ричард опустил голову и сказал: