— Это детская пухлость…
— У нее выросли волосы?
От такой откровенности Тилли ахнула и залилась румянцем. Керис медлила. Ральф усмехнулся:
— Может, моя матушка осмотрит ее и скажет?
Керис покачала головой:
— В этом нет необходимости. У Тилли есть волосы там, где они есть у женщины и нет у ребенка.
— Я так и знал. Я видел… — Фитцджеральд осекся, поняв, что не всем нужно знать, при каких обстоятельствах он видел обнаженных ровесниц невесты. — Я догадался, по ее фигуре, — поправился он, не глядя на мать.
В голосе монахини прозвучали умоляющие нотки, что случалось крайне редко:
— Но, лорд, она еще ребенок.
«Плевать мне на ее возраст», — подумал тот, но ответил иначе:
— У нее есть четыре недели, чтобы узнать то, что она должна знать. — Рыцарь многозначительно посмотрел на Керис: — Уверен, ты сможешь обучить ее всему.
Та вспыхнула. Разумеется, предполагалось, что монахиням ничего не известно о супружеских отношениях, но она была подругой его брата. Мод хотела предложить:
— А может быть, компромисс…
— Ты все еще не понимаешь, мама, — грубо перебил Ральф. — На самом деле никому ее возраст не важен. Если бы я собирался жениться на девятилетней дочери кингсбриджского мясника, никто и бровью не повел бы. Неужели ты не видишь, что весь сыр-бор из-за ее знатного происхождения? Все считают себя выше нас! — Заметив удивленные лица, Тенч понял, что кричит, но его понесло. — Просто никто не хочет, чтобы кузина графа Ширинга вышла замуж за сына обедневшего рыцаря, и все пытаются отложить свадьбу в надежде, что меня прежде убьют на войне. — Ральф вытер губы. — Но этот сын обедневшего рыцаря бился при Креси и спас жизнь принцу Уэльскому. Что важно королю. — Лорд Тенч осмотрел присутствующих: высокомерно — Уильяма, презрительно — Филиппу, яростно — Керис и потрясенных родителей. — Так что придется вам смириться. Ральф Фитцджеральд — рыцарь и лорд, товарищ по оружию самого короля. И он женится на леди Матильде, кузине графа, — нравится вам это или нет!
Несколько секунд стояла мертвая тишина. Затем новый лорд повернулся к Дэниелу:
— Можешь накрывать обед.
В весенний день 1348 года Мерфин проснулся будто после ночного кошмара, который уже не мог вспомнить. Напуганный, слабый, он открыл глаза и оглядел комнату, освещенную лучами яркого солнца, проникающими через приоткрытые ставни, — высокий потолок, белые стены, красная плитка. Реальность медленно вернулась. Он в спальне, у себя дома, во Флоренции. Болен.
Началось все с кожной сыпи — темно-красных прыщей сначала на груди, затем на руках, дальше по всему телу. Потом под мышкой появился болезненный фурункул — бубон. Поднялся жар, Мерфин обливался потом, извиваясь в постели и комкая простыни, будучи уверен, что умрет. Больше всего мучила страшная, неутолимая жажда, такая, что хотелось с открытым ртом броситься в реку Арно.