— Сестра Керис! — воскликнул он. — Что вас к нам привело?
— Я теперь мать Керис, Уилл, и приехала удостовериться, что земли женского монастыря возделываются как следует.
— Ах, мы делаем все, что можем, как видите, но поумирало столько народу, что это очень, очень трудно.
Старосты всегда ссылаются на трудные времена, но сейчас это правда. Настоятельница сошла с лошади.
— Пойдем, расскажешь.
В нескольких сотнях ярдов на пологом склоне холма она увидела крестьянина, пахавшего на упряжке из восьми быков. Он остановил их, с любопытством посмотрел на монахиню, и Керис подошла к нему. Пришедший в себя от изумления Уилл не отставал и говорил без умолку:
— Конечно, монахиня, даже такая, как вы, не может разбираться в посевах, но я постараюсь объяснить вам самое главное.
— Очень любезно. — Целительница привыкла, что люди типа Уилла относятся к ней снисходительно, и пришла к выводу, что лучше всего не спорить, а убаюкивать ложной уверенностью, — так можно больше узнать. — Сколько крестьян вы потеряли во время чумы?
— О, очень много.
— Сколько?
— Так, сейчас, погодите… Уильям Джонс, оба его сына, потом Ричард Плотник, его жена…
— Мне не нужны имена. — Настоятельница сдерживала раздражение. — Примерно сколько?
— Нужно подумать.
Они дошли до бычьей упряжки. Управлять восемью быками было непросто, и пахарями часто становились самые ловкие мужчины. Керис обратилась к молодому человеку:
— Сколько народу умерло во время чумы в Аутенби?
— Я бы сказал, человек двести.
Керис рассматривала пахаря. Невысок, но жилист, с косматой светлой бородой и дерзким взглядом, часто встречающимся у молодых мужчин.
— Ты кто?
— Меня зовут Гарри, моего отца звали Ричард, сестра.
— Я мать Керис. Откуда ты взял это число?
— По моим подсчетам, здесь, в Аутенби, умерло сорок два человека. В деревнях Хэм и Шортейкр дела шли так же плохо — значит, уже примерно сто двадцать. В Лонгуотер вообще никто не заболел, зато Олдчёрч вымер весь, кроме старого Роджера Бретона, — это человек восемьдесят. Всего двести.
Аббатиса повернулась к Уиллу:
— Сколько народу живет во всей долине?
— Ну, надо посчитать…
Гарри Пахарь ответил:
— До чумы было около тысячи.
Староста заныл:
— Потому мне и приходится самому засевать свою полосу, хотя это должны делать батраки. Но у меня их нет. Все умерли.
Гарри хмыкнул:
— Они просто ушли на более высокое жалованье.
Керис насторожилась:
— Вот как? А где предлагают более высокое жалованье?
— Да богатые крестьяне из соседней долины, — возмущенно ответил Уилл. — Знать испокон веков платит батракам пенни в день, но нет, нашлись такие, кто думает, будто может делать что вздумается.