Керис пришла к следующему выводу: Филемон бегал от чумы до тех пор, пока не понял, что является, вероятно, одним из тех немногих счастливчиков, которых зараза не берет. А затем, узнав от Мёрдоу, что Керис живет с Мерфином во дворце аббата, тут же сообразил, как вернуть утраченное положение. Бог тут ни при чем. Но епископ Анри поверил басням. Филемон старательно изображал смирение и подхалимничал. Анри его не знал и не сумел разглядеть.
Оставив помощника Годвина во дворце, монахиня прошла в собор и поднялась по длинной винтовой лестнице северо-западной башни. Мерфин работал на чертежном настиле при свете, падавшем в высокие северные окна. Она с интересом посмотрела в чертежи. Всегда считала, что понимать их очень трудно. В воображении тонкие, процарапанные в штукатурке линии должны превратиться в толстые каменные стены с окнами и дверьми. Мастер выжидательно смотрел на заказчицу, очевидно, предвидя негативную реакцию. Ее действительно смутил чертеж. Он вовсе не походил на госпиталь.
— Но ты… начертил крытую аркаду!
— Именно. Почему госпиталь обязательно должен быть длинным и узким, как церковный неф? Я просто разместил палаты по периметру прямоугольника.
Настоятельница представила себе: дворик в центре прямоугольного строения, двери ведут в палаты на четыре-шесть больных, по крытой аркаде монахини переходят из одной в другую.
— Да это открытие! Я бы никогда не додумалась, но просто замечательно.
— Во дворике ты сможешь посадить травы, там будет много солнца, но безветренно. В центре поставим фонтан с чистой водой, которая будет поступать в отхожее место на юг и потом стекать в реку.
Целительница крепко его поцеловала:
— Ты просто умница!
Тут Керис вспомнила, что пришла к нему по делу. Заметив, что возлюбленная скисла, Мерфин спросил:
— Что случилось?
— Придется освободить дворец. — Она передала разговор с помощником настоятеля и объяснила, почему уступила. — Я предвижу более серьезные столкновения с Филемоном и не хочу упираться именно в это.
— Разумно, — сдержанно ответил Мерфин, но расстроился и уставился на чертеж, хотя думал о другом.
— И еще. Если уж мы говорим всем, что жить нужно правильно — порядок на улицах, нормальная семейная жизнь, никаких пьяных оргий, — то должны сами подать пример.
Он кивнул:
— Уж куда ненормальнее: настоятельница живет с любовником. — И вновь его ровный тон не соответствовал печальному выражению лица.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Но мы не можем рисковать всем — твоей башней, моим госпиталем, будущим города.
— Нет. Но мы жертвуем своей жизнью.