Барабаны гремели, как пьянчуга, потерявший равновесие в дровяном сарае, волынки — как дикий раненый зверь, колокола словно пародировали похороны. Настоятельница вышла на улицу в тот момент, когда процессия заходила на территорию аббатства. На сей раз их было больше — семьдесят, а то и восемьдесят — и производили они еще более отталкивающее впечатление: длинные спутанные волосы, одежда в лохмотьях, безумные выкрики. Бичующиеся уже обошли город, собрав огромную толпу зевак. Некоторые зрители забавлялись, другие тоже принимались рвать одежды и стегать себя.
Керис не ожидала, что они вернутся. Папа Климент VI осудил подобную практику. Но папа далеко, в Авиньоне, и предприимчивые граждане, пользуясь этим, занимаются своими делами. Во главе бичующихся, как и в прошлый раз, шествовал Мёрдоу. Когда процессия приблизилась к западному фасаду собора, монахиня с изумлением увидела, что большие двери широко открыты, на что она разрешения не давала. Томас обязательно спросил бы ее. Значит, Филемон. Аббатиса вспомнила его слова о том, будто он во время своих скитаний встречался со странствующим монахом. Следовательно, Мёрдоу предупредил Филемона о своем прибытии, и помощник настоятеля решил пустить бичующихся в собор. Разумеется, эта змея напомнит, что остался последним рукоположенным священником в аббатстве и имеет право решать, какие проводить службы. Но зачем? Что ему Мёрдоу и бичующиеся?
Странствующий монах увлек последователей к высокому центральному входу. Горожане толпились сзади. Настоятельница заставила себя зайти в собор: нужно знать, что происходит. Филемон стоял у алтаря и, когда к нему подошел Мёрдоу, поднял руки, призывая к тишине:
— Мы пришли сюда исповедаться, покаяться в грехах и покарать себя во искупление.
Филемон не был проповедником, и его слова вызвали сдержанную реакцию, но умелый Мёрдоу подхватил.
— Мы исповедуем, что наши мысли растленны и наши дела гнусны! — возопил он, и в ответ послышался одобрительный гул.
Все было как в прошлый раз. Доведенные проповедью до экзальтированного состояния, люди выходили вперед, кричали, что они грешники, и бичевали себя. Горожан кровь и нагота гипнотизировали. Это, конечно, представление, но кнуты настоящие, и монахиня с содроганием заметила на спинах рубцы и кровь. Некоторых буквально исполосовали шрамы. У других раны были свежие и тут же лопались.
Скоро к бичующимся присоединились горожане. Когда грешники выходили вперед, Филемон протягивал мисочку, и Керис поняла, что он все это устроил из-за денег. Никто не мог исповедаться и поцеловать ноги Мёрдоу, не бросив монетку в миску. Странствующий проповедник время от времени посматривал туда, и Керис решила, что эти двое договорились потом разделить барыши.