Фитцджеральд не выдержал:
— Я не животное!
Он ожидал, что законник заступится за него, но тот лишь спросил:
— Это ваше последнее слово, леди Филиппа?
Тенч поразился. Неужели Грегори смолчит, признав тем самым, что во всем этом есть доля правды?
— Прошу вас передать королю, что я его верная и покорная подданная и мечтаю заслужить его милость, но не выйду замуж за Ральфа, даже если мне прикажет архангел Гавриил.
— Понятно. — Гость из Лондона встал. — Мы не остаемся на ужин.
И это все? Фитцджеральд ожидал, что у Грегори припрятан сюрприз, тайное оружие, какая-нибудь приманка, против которой невозможно устоять, или, наоборот, угроза. Неужели у такого ловкого придворного ничего нет в вышитом рукаве? Даже вдова слегка испугалась такому внезапному окончанию сражения. Лонгфелло пошел к выходу, и Ральфу не оставалось ничего, как последовать за ним. Филиппа и Одила смотрели на них, не зная точно, что делать. Свита затихла. Хозяйка тихо произнесла:
— Прошу вас, умолите короля о милости.
— Его не надо умолять, миледи, — ответил Грегори. — Учитывая ваше упорство, монарх повелел мне сказать, что не будет заставлять вас выходить замуж за человека, вам отвратительного.
— Спасибо! Вы спасли мне жизнь.
Фитцджеральд опешил. Но ему обещали! Он совершил ради этого святотатство и убийство. И теперь так просто принять отказ! Тенч открыл было рот, но Лонгфелло опередил его:
— Король милостиво повелел сэру Ральфу жениться на вашей дочери. — Лонгфелло указал на высокую пятнадцатилетнюю девушку, стоявшую подле матери. — На Одиле, — добавил он, как будто на этот счет у кого-то могли возникнуть сомнения.
Филиппа ахнула. Одила вскрикнула. Грегори поклонился:
— Всего самого доброго вам обеим.
— Подождите! — воскликнула графиня.
Законник вышел, словно не услышав. Изумленный Ральф последовал за ним.
Гвенда проснулась усталой. Стояла пора сбора урожая, и все длинные августовские дни крестьяне проводили в поле. Вулфрик от восхода до темноты без устали махал косой, а она увязывала снопы: целый день наклонялась и подбирала скошенные колосья, наклонялась и подбирала, наклонялась и подбирала, спина горела от боли. Затемно с трудом возвращалась домой и падала в постель, а домочадцы в поисках ужина шарили по шкафам.
Проснувшийся муж заворочался, и его движения медленно проникли в сознание Гвенды. Она с трудом встала и, учитывая предстоящий труд, накрыла плотный завтрак — холодная баранина, хлеб, масло, крепкое пиво. Десятилетний Сэм встал, а Дэви, которому было всего восемь, пришлось расталкивать.
— Эти земли никогда не возделывал один человек с женой, — заворчала Гвенда, когда всей семьей уселись за стол.