— Я заметил, что у тебя пополнела грудь, когда ты шла по саду. Но ты уверена?
— У меня было шесть беременностей — трое детей, три выкидыша. Мне это неплохо известно. Сомнений быть не может.
Зодчий улыбнулся:
— Что ж, значит, у нас будет ребенок.
Филиппа не улыбнулась в ответ.
— Чему ты радуешься! А последствия? Я жена графа Ширинга. Не спала с мужем с октября, уехала в феврале, а в июле выясняется, что я на втором или третьем месяце. И он, и все будут знать, что ребенок не его и что графиня Ширинг нарушила супружескую верность.
— Но он же не станет…
— Меня убивать? Тилли-то убил.
— О Господи. Да, убил. Но…
— А если убьет меня, может убить и ребенка.
Мостник хотел сказать, что это невозможно, что Ральф такого не сделает, но, увы, все обстояло ровно наоборот.
— Мне нужно принять какое-то решение.
— Не думаю, что стоит пытаться прервать беременность настойками. Это слишком опасно.
— Я не буду этого делать.
— Тогда у тебя будет ребенок.
— Да. И что потом?
— А если тебе остаться в монастыре и сохранить все в тайне? Там полно детей, осиротевших после чумы.
— Но как можно сохранить в тайне материнскую любовь? Все заметят, что к одному ребенку я отношусь иначе. И тогда твой брат все узнает.
— Ты права.
— Можно было бы уехать — исчезнуть. В Лондон, Йорк, Париж, Авиньон. Никому ничего не говорить, чтобы Ральф меня не нашел.
— А я поехал бы с тобой.
— Закончив башню.
— Но ты будешь тосковать по Одиле.
Дочь Филиппы полгода назад вышла замуж за графа Дэвида. Мерфин даже представить себе не мог, как они расстанутся. А еще ему становилось больно при одной мысли о том, чтобы оставить башню. Всю свою сознательную жизнь архитектор хотел построить самое высокое здание в Англии. Теперь он его строил, и если придется бросить, у него просто разобьется сердце.
Мысли о башне привели к Керис. Мастер не видел ее много недель; настоятельница провела какое-то время в постели после удара по голове, полученного на шерстяной ярмарке, а поправившись, почти не выходила из аббатства. Он догадывался, что целительница Кингсбриджа проиграла сражение за власть, так как госпиталем теперь руководил брат Сайм. Беременность Филиппы станет для нее еще одним сильным ударом. Графиня добавила:
— Одила тоже беременна.
— Так скоро! Хорошие новости. Но тогда тебе тем более нельзя уезжать. Ты не увидишь ни ее, ни внука.
— Не могу бежать, не могу прятаться. Но если ничего не предпринять, Ральф меня убьет.
— Должен же быть выход.
— Я вижу только один.
Мерфин посмотрел на нее и понял: Филиппа уже все продумала. Ничего не рассказывала до тех пор, пока у нее не созрело решение, а теперь осторожно давала понять: первые приходящие на ум пути неприемлемы. Это означало, что ее план ему не понравится.