Чума ослабела в сентябре. В госпитале Святой Елизаветы стало свободнее — больные умирали, а новые не поступали. Освободившиеся палаты вымыли, вымели, в каминах жгли можжевеловые поленья, наполнявшие помещения терпким осенним запахом. В начале октября на госпитальном кладбище хоронили последнего чумного. Когда четыре сильные молодые монахини опускали в могилу тело, завернутое в саван, над Кингсбриджским собором поднималось красное с размытыми контурами солнце. Прощались со стариком ткачом из Аутенби, но, глядя в холодную могилу, Керис видела в ней своего старого врага — чуму. Едва слышно она прошептала:
— Ты правда померла или еще вернешься?
Закончив на кладбище, сестры поняли, что делать им нечего. Суконщица умылась, причесалась, надела новое платье алого кингсбриджского сукна, которое берегла для этого дня, в первый раз за полгода вышла из госпиталя и двинулась домой.
Грушевые деревья отбрасывали на утреннем солнце длинные тени. Листья уже покраснели и начали засыхать, на ветвях висели последние коричневые плоды. Арн колол дрова. Увидев хозяйку, он сначала испугался, затем понял, что означает ее появление, и губы его растянулись в улыбке. Старик бросил топор и побежал в дом. Эм на сильном огне варила кашу. Она посмотрела на Керис, как смотрят на спустившихся с неба ангелов, и от радости даже поцеловала ей руки.
Суконщица поднялась в комнату. Мерфин стоял у окна в нижней рубахе и глядел на реку. Он развернулся, и женское сердце екнуло при виде родного лица с неправильными чертами, живого взгляда и умной улыбки. Муж улыбался во весь рот, золотисто-карие глаза с любовью смотрели на нее. Мостник не удивился: он уже заметил, что больных в госпиталь поступает все меньше, и ожидал жену со дня на день. Зодчий производил впечатление человека, все мечты которого сбылись.
Керис подошла. Архитектор обнял ее за плечи, она его — за пояс. В рыжей бороде появилось чуть больше седины, залысины увеличились, если только ей не почудилось. Какое-то время оба смотрели на реку. В сером утреннем свете вода казалась цвета железа. Ее поверхность бесконечно менялась: то яркая и гладкая как зеркало, то черная-черная, в неправильных узорах — всегда другая и всегда та же.
— Все кончилось, — прошептала Суконщица.
И они поцеловались.
В конце октября в честь открытия города Мерфин решил провести внеочередную осеннюю ярмарку. Сезон торговли шерстью закончился, но она уже и не являлась главным товаром. Тысячи людей ехали за алым сукном, которым теперь славился Кингсбридж.
В субботу вечером на банкете гильдия чествовала Керис. Хотя и не избегнув чумы, город пострадал намного меньше других, и большинство считали, что обязаны жизнью мерам предосторожности своей целительницы. Члены гильдии решили отблагодарить героиню. Медж Ткачиха придумала целую церемонию, в ходе которой Суконщица шествовала с символическим золотым ключом от городских ворот. Олдермен был очень горд.