В углу (Крюков) - страница 5

— Ведь это — срам! С роду этого не было!

— Ты буржуй, должно быть? — грубо бросила одна из папах.

— А ты кто? — сердито откликнулся старик.

— Я — большевик!

Старик молча поглядел не на того, кто назвал себя большевиком, а на ближе стоявшего к нему мозгляка с заржавленной винтовкой за спиной. Седобородый, благообразный, крепко сбитый старый казак казался богатырем рядом с этой невзрачной фигурой, шмурыгавшей носом.

— Кто же это — большевики? — спросил он, презрительно глядя сверху вниз на фигуру с винтовкой.

— Большевики? Первые люди! — Учительно проговорил казак с заячьей губой.

— Слепой щенок ты, вот ты кто! — помолчав, сказал на это старик. Мы ждали защитников, а пришли разбойники. Ведь это разбойство — никакого подчинения! — продолжал он горячо и решительно. — Одни соромныя слова! Ни стыда, ни совести, ни присяги! Провожали вас отечество защищать, а вы бросили грань, явились сюда… Кто вас оттуда спустил?

— Мы сами… Кого нам спрашивать…

— Да как же это так, скажи ты на милость? Это — порядок? Ну ты, голова с ушами, рассуди: послали вас на защиту, а вы чего?

— Ничего. Ушли да и все.

— Ну, а там как же?.. — горестно воскликнул старик.

— Буржуй ты, вот что! — шмурыгая носом, сказал казак с заячьей губой.

Другой, в прыщах, прибавил:

— Приспешник Каледина!..

И вдруг перешли в наступление:

— Чего его слухать! Несет нехинею!..

— Привязался чорт сивый… Ты смотри у нас!..

— Ну, смотрите и вы, щенки! — храбро отбивался старик.

Такова была встреча наша с родными защитниками отечества. Фасон, несомненно, был новый. Прежде, начиная со старины и кончая последними перед войной годами, команды приходили домой парадно, с хоругвями, иконами, воинским строем, с воинским строем, с воинским церемониалом. Встречи были торжественные, людные, с хлебом-солью, с молебствованием, слезами радости, приветственными речами, песнями, от которых загоралось сердце гордым чувством национальной чести и достоинства. Теперь, вместо торжественного молебствования и взаимно приветственного церемониала — сквернословие, обида и сразу вражда и озлобление.

Так познакомились мы с первыми «большевиками» в подлинном, живом виде.

Потом, когда пожили несколько вместе, слегка присмотрелись друг к другу, увидели, что есть и среди них, этих попугаев, повторявших чужие слова, совестливые люди, чувствовавшие всю горечь и стыд неудержимого развала. Полк в свое время исправно вынес огромную боевую работу, прошел всю полосу войны, начав с самой северной точки и кончив Добруджей. Все время представлял собою тесную боевую семью, и даже углубители революции долго не могли разрушить ее. Но в последний месяц, когда полк был отведен на отдых в Бессарабию и попал в атмосферу тылового воинства, он дружно понесся по проторенной тропе и быстро выравнялся с другими частями по части грабежей, пьянства, буйства и всяческих безобразий…