— Боря, переводи поточнее, не вздумай смягчать сказанное мной. — Повернулся Аркадий к джуре и, обернувшись уже к пленной, глядя в её испуганные глаза, медленно произнося слова, делая паузы для перевода, начал свой монолог.
— Рабы в нашем мире приравниваются к говорящей скотине. Ты — рабыня и должна об этом всё время помнить, пока живёшь здесь. Со скотиной я не сплю, поэтому ты можешь не опасаться, что тебя кто-нибудь изнасилует, но и открывать пасть без разрешения не смей. Выпорю. В моём доме собаки гавкают только тогда, когда им разрешает хозяин.
Говоря, Аркадий сделал большой шаг и оказался в полуметре от черкешенки, возвышаясь над ней более чем на голову. Та вынужденно, чтоб не потерять соприкосновение взглядами, вынуждена была задрать вверх голову. От слов о приравнивании её к скотине он мгновенно побледнела, у неё перехватило дыхание, в уголках глаз предательски заблестели слёзы. Попаданцу стало жалко бедную и уже явно испуганную женщину, но вспомнив, с какой наглостью она, рабыня, встретила своего хозяина, он продолжил урок хороших манер. Он опять повернулся к Боре, явно не переживавшего за единоплеменницу. Скорее джура, судя по покрасневшему лицу и блестящим глазам, получал от унижения гордой княгини немалое удовольствие.
— Спроси её, поняла ли она, что я ей сказал?
Повернувшись к воспитуемой, он обнаружил, что горянка успела перевести дыхание и уже не смотрит гордо в его глаза, а уткнула взгляд в пол. Девочки, спрятавшиеся за мамой, вели себя тише воды, ниже травы. Однако отвечать на заданный вопрос княгиня не спешила. То ли из остатков дурного гонора, то ли из-за испуга, но она молчала. Дать слабину Аркадий себе позволить не мог. Он сжал кулак и не слишком деликатничая поднёс его к самому носу черкешенки. Та, невольно отслеживая его перемещение, подняла взгляд вверх. Попаданец буквально впился взглядом в её глаза и, не оборачиваясь к джуре, попросил:
— Боря, повтори ей мой вопрос.
Тот охотно исполнил просьбу командира. Бледнеть дальше женщине было некуда, и так смахивала на снежную королеву. От повторной просьбы она постарела. Вдруг, мгновенно, лет на двадцать пять, приобретя вид пожилой кавказской тётки, почти старухи. Уже не сдерживаемые слёзы полились ручейками из прекрасных глаз, она кивнула пару раз и что-то невнятное скорее негромко каркнула, чем произнесла. Аркадий и без переводчика понял: дама не имеет ничего против. Во всяком случае, на словах.
Дальше мучить бабу у него не было сил. Он сделал шаг назад и повернулся к возбуждённому джуре.
— Скажи ей, пусть переберётся из дома в пустой флигель…