Протесты Аркадия, его требования дать ему, усталому и больному, отдохнуть натолкнулись на гранитную уверенность Ивана, что такие мелкие болячки и столь незначительное путешествие не повод для оттягивания важного дела. Аргумент, что ничего в походе кузнецы переделывать не смогут, на характерника тоже не подействовал.
— Сделать-то на ходу, конечно, не сделают. Зато успеют обдумать, как лучше сделать сразу по прибытии к донцам. Нам ведь там, по твоим словам, прямо сразу в бой идти.
— Я не говорил, что сразу.
«Вот будет фокус, если я попал в какое-то параллельное измерение, где донцы никаких планов по завоеванию Азова не лелеют! Иван явно не из тех людей, которые легко смиряются с подобной дезинформацией. Вон и адъютантов своих, на ночь глядя, хрен знает куда послал. Хотя, почему, хрен знает куда? Может и недалеко. Только вот, хоть расстреляй меня сейчас, не помню, где была в тридцать седьмом Сечь?»
Кулеш, принесённый каким-то казаком, вряд ли, победил бы на соревновании поваров. Делался он, судя по результату, по принципу: пожирней и побольше. Ещё дня три назад, Аркадий такую гадость и в рот бы отказался взять, но двое суток без еды здорово повлияли на его вкусовые пристрастия. Слопал (слово скушал для этого процесса, совершенно не подходило) всё, что дали. Жаловаться же на незначительность порции не приходилось. Однако, отдых, вполне заслуженный, настоятельнейшим образом требуемый организмом, откладывался на потом. В шатре начали собираться кузнецы.
К совещанию с Иваном и Аркадием было, поначалу, допущены четверо. Все как один, кряжистые и мускулистые, но разного роста. Высокую их самооценку можно, наверное, с колокольни было заметить. И они, в отличии от аборигенов в некоторых развесёлых романах, к новациям совсем не рвались. Какой-то шмаркач для них авторитетом не был. Начинали сомневаться в любом предложении Аркадия. А самый маленький ростом, почти гномообразный, если бы не отсутствие бороды и шевелюры, включая оселедец (на лысине не растёт не только модная шевелюра), спорил до хрипоты, не желая принимать ничего нового. Когда характерник осознал, что Юхим Великий безнадёжен и мешает обсуждению, он продемонстрировал свою силу. Мгновенно загипнотизировал спорщика (взбешённого, до крайности возбуждённого!), внушил ему, что он всё услышанное забыл и никогда не вспомнит, а вспомнит, что сам отказался болтать с дураками и ушёл, отправил спать. «Однако, вот тебе и своих воли не лишаем».
— Кузнецы войска запорожского ко мне претензий не имеют? — как бы ответил на невысказанную мысль Аркадия Иван свом вопросом.