«Господи, ты, Боже мой, каким я наивным мечтателем был. Да чтоб его в ад загнать полк святых во главе с кем-то из апостолов нужен. Или, лучше, архангелов. Пусть не архистратигом Михаилом, а, например, Гавриилом. Иначе, при такой-то поддержке нечистой силы, он скорее меня с этого света сживёт. Семь покушений и ни одной раны. Зато из покушавшихся при мне никого не осталось. Все сгинули. Если не во время покушения, то, как Юзеф, позже. Иисусе сладчайший, помоги своему верному рабу! Пошли смерть этому колдуну проклятому, сковородка в аду для которого, наверное, давным-давно перекалилась. Инвентаря для пыток, конечно, у чертей хватает, но он же твоему делу на Земле мешает!»
Всё в этом походе, где Пилип впервые был главным, пошло наперекосяк. Казаки, избравшие гетманом его, Пилипа, слушались с куда большей охотой проклятого колдуна. И было понятно, прикажи гетман казнить характерника, большинство запорожцев этому воспротивится. Скорее они своего наказного гетмана по навету знаменитого куренного повесят. Или, не дай Бог, в Днепр в мешке бросят.
От этой мысли у него по коже побежали мурашки, будто холодная днепровская вода уже сомкнулась над его головой. Пилип встал и достал из погребка бутылку токайского, отсёк её горлышко ударом сабли и вылил прямо себе в горло сразу половину содержимого. Облив при этом лицо и одежду, и не почувствовав ни изысканного аромата, ни великолепного букета дорогого вина. Не оказало вино на него и пьянящего, успокаивающего действия. Взвинченные нервы требовали чего-то более серьёзного, чем лёгкое вино, а должность гетмана употреблять одурманивающее в походе не позволяла. Тяжела не только шапка Мономаха, но и гетманская булава.
Успокоиться Пилип смог только к утру, да и то, чисто внешне. Сменил одежду, негоже гетману в залитой вином ходить, казаки не поймут. Это только простым казакам пить вино в неумеренных количествах позволялось. Да и то, сугубо в мирной обстановке. За пьянку в походе могли и казнить. Старшине же и в мирное время злоупотреблять спиртным было негоже и предосудительно, напиваться они имели возможность нечасто.
«Да чего это я так всполошился? Подумаешь, кошмарный сон несколько ночей подряд приснился. Кто сказал, что сон вещий? С Божьей помощью и не такие трудности преодолеть можно. Кстати, Днепр от нас теперь далеко и с каждым днём будет отдаляться всё дальше».
* * *
Иван добрался до Черкасска к ночи того же дня, когда днём в него прибыл табор запорожцев. Удивившись про себя такой медлительности товарищей, оставил прояснение этой странности на потом. Сначала стоило поспешить к Татарину, что бы объясниться лично. Не было причин сомневаться, что друзья-характерники уже рассказали о причинах, вызвавших такой массовый приезд их и сечевой старшины на Дон. Однако, по обычаям, да и по старой их с Михаилом дружбе, первым делом он отправился к атаману Татаринову сам.