— Вот те на! — первым опомнился Ярик и захохотал. — Так ты, значит, Зинка? В розыске?! Макс, это мы попали с тобой! Нарваться на уголовщину! Но кто же знал? По виду никогда не скажешь. А зачем тянуть? Сейчас сдадим ее в милицию, пусть разбираются.
— Нет! — нервно выкрикнул Максим. — Не делай из меня фискала! Пусть она просто уйдет. И все пусть уходят! Я хочу остаться один!
— Столько денег на нее грохнули! — не мог прийти в себя Ярик. Он с подозрением уставился на Людмилу. — Эта тоже ненастоящая?
— По поводу вашей подруги вы можете быть абсолютно спокойны, — заверил Сила Михалыч.
— Фу-у! Чуть инфаркт не схватил… Все равно пошла, обе пошли, и чтобы я вас больше не видел.
Девушки бросились бежать, Ярослав шел следом, голос его гремел в доме, потом донесся со двора — он воевал с газетчиками.
Сила Михалыч присел рядом с Максимом. Тот был неспокоен и учащенно дышал.
— Ох уж эти женщины, — сказал Михалыч и положил руку на лоб больного. — Покамест у тебя жар, но все сейчас пройдет. Поспи, сон лечит, после поговорим.
Максим остановил на нем страдальческий взгляд. Постепенно дыхание его выровнялось, трагические складки на лице разгладились, мучительное наваждение отодвинулось вдаль. Образы, пульсирующие в воспаленном мозгу, потускнели, уступив место вполне здоровой любознательности.
Новый друг продолжал его занимать, тем более что оказался скрытен и упорствовал в своей скрытности. Расспросы о себе игнорировал, отвечал лишь тогда, когда считал нужным. После бурных событий прошедшего дня у Максима накопилось много вопросов, и он наверняка знал, на какие из них не получит от упрямца ответа.
— Михалыч, сколько тебе лет? — задал он самый простой, но и тут наткнулся на молчание. — Попробую прикинуть. Сорок два, сорок три, угадал?
— Нет, намного больше, — пробурчал тот. — Почему ты спрашиваешь?
— Глаза у тебя необычные. Как у ребенка. Ясные, сияющие, чистейшей голубизны. Как такое может быть?
— Таким уродился.
— Ты как будто молодой внутри. Не то чтобы выглядишь старым … я другое хочу сказать… Ты только не обижайся… Говорят, у людей есть аура. У тебя, во всяком случае, точно есть. Я ее чувствую.
— Правда? И что же ты чувствуешь?
Максим помедлил с минуту и ответил:
— Музыку.
Михалыч улыбнулся и убрал руку со лба Максима.
— Не удивительно, будь ты художник, видел бы меня в красках. — Он поправил под головой Максима подушку. — Все, температура спала. Давай-ка засыпай. Тебе надо набраться сил. Самое трудное в твоем сочинительстве впереди. Ты как, не передумал сражаться с вредоносными голосами?
— Нет, — сонно отозвался тот. — Нельзя давать им волю. Они несут деструкцию, убивают красоту… — Глаза его начали слипаться. — Музыка не должна исчезнуть. Тогда наступит хаос, распад, черная пустота. А моя жизнь превратится в бессмыслицу…