Зет стянул с головы кепку и, глядя в сторону, протянул Ярославу.
— Да ладно тебе, Михалыч, не шпыняй мальца. — Ярик находился в отличнейшем расположении духа. — Я ж пошутил. Пусть забирает. Дарю! Подумаешь, кепка. Чертеныш нам с Васей, можно сказать, жизнь спас.
— Я прямо прослезился, — сказал Михалыч, обгрызая косточку. — Черт, он и есть черт, пакостник и бестия, для добрых дел не приспособлен по природе своей. Из сарая вас вывел, потому что хозяин велел. Впрочем, раз тебе хочется, дари свою кепку.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Зет и водрузил бейсболку обратно на макушку. Подвижная физиономия его сейчас выражала полнейшее смирение. — А можно в придачу кусочек мяса?
— Не давай! Будет просить еще, — предупредил Михалыч.
— Да пусть садится с нами, мяса много, мне не жалко, — проникся великодушием Ярик.
— Простите, не могу, — неожиданно отказался чертенок.
— Гляди-ка! — удивился Ярик. — Это еще почему?
— Мне нельзя сидеть за одним столом с ангелом.
— Та-ак, — протянул Ярик и поставил рюмку на стол. — И кто у нас ангел?
— Ты, конечно, — сказал Михалыч. — Кепку ведь ты ему подарил.
Ярослав растрогался, часто замигал и даже шмыгнул носом:
— В сущности, малыш очень мил, хоть и чертов ребенок. Малыши все такие трогательные. Макс, передай чистую тарелку, я ему всего наложу, пускай ест. И фруктов побольше.
— Благодарю, — произнес Зет и пристойно, мелкими шажками удалился с полной тарелкой.
Однако вскоре обнаружилось, что пропал пакет с апельсиновым соком и бутылкой красного вина. Ярик оставил целлофановые пакеты с напитками в углу беседки, на полу, для экономии места на столе.
— Ну что, щедрая душа? — поддел Михалыч.
— Да шут с ним, с вином, — махнул рукой Ярик, — плохо, что шпингалет напьется. Эх, беспризорником растет!
Максим не слышал общей беседы. Как случалось с ним не раз в последнее время, он неожиданно впал в тоску, непонятное беспокойство овладело им. Он засмотрелся туда, где сгущались кроны деревьев, теснились стволы, где скапливалась ночная мгла и расползалась мягким покрывалом. Лес неудержимо манил в свою черноту, звала река, он видел, как льется лунный свет, ложится золотым ковром на черный глянец реки, там плавал кто-то, купался в струящемся золоте, нырял и вновь всплывал. Максим видел — это была девушка; во тьме, как и в прошлый раз, не мог разглядеть лица, но догадывался, кто это. Мысль о ней мутила рассудок и воспламеняла кровь, навязчиво звала на поиски, как иссушающее волю наваждение.
Он медленно поднялся со стула, не отрывая взгляда от манящего видения, и повлекся в сторону леса. Он точно знал, куда идти, как будто жил в этих местах с детства.