— Где Фил?- встревоженно спросил он.
— Думаю, в своей комнате, - сказала Вайолет. - Прямо над нами. Вы хотите…
Но Найджел был уже за дверью. Он бесшумно взлетел наверх. Кто-то говорил в комнате справа - он уже слишком хорошо знал этот тусклый, жесткий голос, но теперь в нем проскальзывали умоляющие нотки.
— Ты же не хочешь уйти и оставить меня, правда, Фил? Твой дедушка не сбежал бы: он не был трусом. Помни, теперь, когда твой бедный папа умер, ты единственный мужчина в доме.
— Уходи! Убирайся прочь! Я тебя ненавижу!- В испуганном голосе ребенка слышался слабый вызов: возможно, маленький мальчик, постоянно упрекаемый и угнетаемый, со временем грозил превратиться в подобие своего жестокого отца. Огромным усилием воли Найджел заставил себя остановиться у дверей.
— Ты переволновался, Фил, иначе ты не стал бы так разговаривать со своей старой бедной бабушкой. Послушай, дитя мое. Ты не думаешь, что тебе нужно оставаться рядом с матерью, когда она совсем одна? Ей предстоит тяжелое время. Видишь ли, твой папа был отравлен. Отравлен! Понимаешь?
Голос миссис Рэттери, заискивающий с тяжелой слащавостью, подобной хлороформу, затих. Из комнаты донесся плач - плач ребенка, сопротивлявшегося этой отравляющей анестезии. Найджел услышал за своей спиной чьи-то шаги.
— Маме понадобится вся наша помощь. Видишь ли, полиция может выяснить, что последнюю неделю она ссорилась с папой и что она говорила, и они могут подумать, что она…
— Ну, это уж слишком!- пробормотал Найджел и схватился за ручку двери, но мимо него, как фурия, в комнату ворвалась Вайолет.
Старая миссис Рэттери стояла на коленях перед Филом, вцепившись в его худенькие руки. Вайолет схватила старуху за плечо, пытаясь оттащить ее от мальчика, но с таким же успехом она могла сдвинуть с места гранитную скалу. Тогда мать быстро оттолкнула ее руку и встала между ней и сыном.
— Чудовище! Как вы могли… как вы посмели так обращаться с ним! Все в порядке, Фил, не плачь. Больше я никогда не подпущу ее к тебе. Теперь ты в безопасности.
Мальчик смотрел на мать широко раскрытыми недоверчивыми глазами. Найджел заметил, какой голой была комната: без ковра, дешевая железная кровать, кухонный столик. Несомненно, это была идея отца - воспитывать мальчика спартанцем. На столе лежал раскрытый альбом для марок: обе страницы были захватаны грязными пальцами и испещрены разводами пятен от слез. Найджел чуть было не вышел из себя, чего с ним давно не бывало, но он понимал, что пока еще не имеет права восстанавливать против себя старую миссис Рэттери. Она все еще была на коленях.