Аличе со злостью швырнула лыжи на землю. Увидел бы это отец — при всех устроил бы ей скандал.
Прежде чем вставить ботинки в крепления, она постучала палкой по подошвам, сбивая налипший снег. И тут же ощутила позыв. Он просигналил острой болью, словно игла вонзилась в живот. Сегодня ей тоже не утерпеть, это ясно.
Каждое утро происходило одно и то же. После завтрака Аличе запиралась в туалетной комнате и тужилась, тужилась изо всех сил, чтобы выпустить из себя всю мочу без остатка. Долго сидела на унитазе, мучительно напрягая живот. От чрезмерного усилия что-то стреляло у нее в голове и казалось, глаза вот-вот вылезут из орбит, словно мякоть из сдавленной виноградинки. Она пускала из крана сильную струю воды, чтобы отец ничего не слышал, и, напрягаясь, сжимая кулаки, старалась выдавить из себя последнюю каплю.
И сидела так, пока отец не начинал стучать в дверь:
— Так что же, синьорина, ты закончила, наконец, или сегодня мы опять опоздаем?
Но все это не помогало. Уже наверху, на горе, она опять ощущала такой сильный позыв, что, сняв лыжи, приседала где-нибудь в стороне на снег, притворяясь, будто завязывает шнурки на ботинках. Подгребая к ним немного снега и не раздвигая ног, она облегчалась прямо в штаны. При этом все смотрели на нее, и Эрик, тренер, замечал:
— Как всегда, ждем Аличе.
Какое же это облегчение, думала она всякий раз, когда приятное тепло растекалось по холодным ногам.
«Было бы облегчением, будь я тут одна и никто не пялился бы на меня…
Рано или поздно заметят…
Рано или поздно на снегу останется желтое пятно…
Все начнут смеяться надо мной…»
Кто-то из родителей подошел к Эрику и поинтересовался: может, из-за тумана не стоит сегодня подниматься наверх? Аличе с надеждой прислушалась, но Эрик изобразил свою лучшую улыбку.
— Туман только здесь, — ответил он, — а на вершине такое солнце, что камни плавятся. Смелее, все наверх.
В кресле подъемника Аличе оказалась в паре с Джулианой, дочерью отцовского сослуживца. По дороге они молчали. Вообще-то они спокойно относились друг к другу — без особой симпатии, но и без неприязни. У них не было ничего общего, кроме желания находиться в этот момент совсем в другом месте.
Шум ветра, сдувавшего снег с вершины Фрайтеве, сливался с ритмичным металлическим гудением стального троса, на котором висело кресло. Девочки прятали подбородок в воротник, чтобы согреться дыханием.
«Это от холода, это не позыв», — уговаривала себя Аличе.
Но чем ближе они были к вершине, тем глубже вонзалась в живот эта игла. Более того, возникло еще одно ощущение. Наверное, нужно в туалет и по другим делам.