— Вообще-то да…
Он прекрасно знал, что должен сделать: должен подняться и сесть рядом с ней, должен улыбаться, смотреть ей в глаза и целовать ее… Все это дело техники, примитивный ряд векторов, которые позволят приблизить и совместить их губы… Ему не хотелось этого, но… следует соблюдать некую последовательность, как при решении математических уравнений.
Он думал было подняться, но матрас удерживал его, словно огромное болото. И тогда Аличе опять взяла инициативу на себя.
— Могу я сесть вон туда? — спросила она.
Он кивнул, хотя в этом не было нужды, и немного подвинулся.
Аличе поднялась, помогая себе руками. На кровати рядом с Маттиа лежал сложенный втрое лист бумаги. Аличе хотела отодвинуть его и, взяв в руки, заметила, что бумага написана по-английски.
— Что это? — спросила она.
— Получил сегодня. Письмо из университета.
Аличе прочитала название города, напечатанное полужирным шрифтом в углу слева, и буквы поплыли у нее перед глазами.
— Что пишут?
— Предлагают оклад.
Аличе почувствовала, как закружилась голова. Ее охватила паника, она сильно побледнела.
— Bay, — выдавила она. — И надолго?
— На четыре года.
Она сглотнула. Она все еще стояла рядом с кроватью. И наконец еле слышно спросила:
— Поедешь?
— Еще не знаю, — ответил Маттиа, почти извиняясь. — А ты что думаешь?
Аличе не ответила. Держа письмо в руках, она уставилась в пространство.
— Так как, по-твоему? — повторил Маттиа, словно она и в самом деле могла не расслышать его вопроса.
— А что — по-моему?
Голос Аличе прозвучал так резко, что Маттиа едва не подскочил от неожиданности. В эту минуту она почему-то подумала о своей матери, лежащей в больнице и напичканной лекарствами. Она тупо взглянула на письмо. Ей захотелось разорвать его, но она положила листок на кровать — туда, куда хотела сесть.
— Это было бы важно для моей карьеры, — сказал Маттиа.
Аличе кивнула с серьезным видом, выставив вперед подбородок, словно во рту у нее был шарик для игры в гольф.
— Хорошо. И чего же ты ждешь? Поспеши. Тем более тут нет ничего, что интересовало бы тебя, мне кажется, — произнесла она сквозь зубы.
Маттиа почувствовал, как вздулись вены на шее. Сейчас он, наверное, расплачется. С того дня в парке ему постоянно хотелось плакать, в горле стоял комок, и никак не удавалось проглотить его. Он никогда не плакал раньше, но после признания Аличе, там, в машине, слезные протоки, которые долго были закупорены, словно открылись, и теперь все, что скопилось в них, стало пробиваться наружу.
— Но если бы я уехал… — заговорил он дрожащим голосом. — Ты меня… — Он замолчал.