— Могу научить.
— А что, в этом есть какой-нибудь смысл?
— Ну, ладно, пошутили — и хватит.
Слово за слово. Получилось так, что нужно было или убираться вон, или с шутками и прибаутками подвигаться к коровам. Безопасность Тоня нам гарантировала. К тому же обучала индивидуально.
— Кулачками, кулачками надо доить, — пела она над ухом. — Вот так. Иначе корова молочка не отдаст.
Чувствовали мы себя не очень ловко. Будь Тоня такой, как всегда, я думаю, было бы все и просто, и весело. А так наши шутки были натужны, и Тоня принимала их как-то всерьез.
— Безобразие, — ворчал я. — Скамеек для доярок приличных не могут сделать!
— Скамеек! — фыркала Тоня. — Спецодежды не могут выдать!
— Слушай, Тоня, она на меня нехорошо смотрит. Честное слово, пнет!
— Если будешь бояться — пнет.
— Да он же, Тонечка, трус!
— Молчи, амеба!
— Не кричите — коровам это вредно.
— Я думал, Тонечка, ты о нас беспокоишься.
— О нас! Сначала были коровы…
— Тише! Коровы беспокоятся! — вдруг зло прикрикнула Тоня.
— По-моему, не коровы, а ты, Антон!
Была она какая-то нервная. То подхватывала каждое наше слово. То одергивала нас с раздражением.
— Здорово! Бог в помощь! — раздалось в дверях.
На пороге стояла Прасковья Михайловна.
— О, молодцы! — сказала она одобрительно. И к Тоне: — Приучаешь их к нашенскому труду?
Но хмурая Тоня даже не взглянула в ее сторону.
— На сегодня довольно! — сказала она нам, забирая ведра и пристраиваясь к корове сама.
— Как, уже все? — сказал Юрка. — А я только разохотился!
— А у нас еще коровы есть! — подхватила Прасковья.
— Так как насчет цыган? — наклонился я к самой тюбетейке.
Это Михайловне понравилось. Она стрельнула в меня своим единственным живым глазом:
— Приходи ко мне на свиданку — я тебе не только за цыган расскажу.
— Тонечка, так мы пошли, — попробовал обратить на нас внимание девушки Юрка.
Тоня кивнула.
— Может быть, все-таки спасибо скажешь?
— Спасибо.
— На «сковородку» придешь?
— Да.
Мы отправились в деревню переодеться к вечеру. Только зря старались — Тоня на «сковородке» не появилась.
Проходя мимо бревнышка, где сидели мы втроем с Михайловной, Петька пропел: «Я всю войну тебя ждала…» Прасковья была даже оживленнее обычного. Она то о чем-то нас расспрашивала, не дослушивая ответа, то вмешивалась в песни и пляски: кричала, подбадривала, хлопала.
На другой стороне площадки группа девушек смеялась, поглядывая в нашу сторону.
— Оранжевое танго! — крикнул дурашливо Петр. — Дамы приглашают милордов и танцуют до порыжелости!
Ко мне подскочила Капочка.
— Пойдемте танцевать! — сказала она требовательно. — Я вас приглашаю.