— Как ваши дел, молодой челофек? Когда кончайт? — поинтересовался он, играя концом цепочки от часов.
— Завтра, Карл Августович. Уж больно много нагара.
— Это есть правильно, — согласился Глобке. — Завтра, очшень корошо. Желаю вам приятный аппетит.
Глобке пошел к выходу. Костя следом за ним.
Поравнявшись с Фалькенбергом, Костя поздоровался, хотя отлично знал, что, требуя приветствий, сам эсэсовец никогда не отвечал на них.
Так произошло и сейчас.
«Свинья толстомясая!» — отметил про себя Костя и побежал поперек железнодорожных путей.
Костя жил в районе вокзала и в обеденный перерыв всегда ходил домой.
Дорога шла через виадук, за бетонированным забором, ограждавшим территорию станции, и отнимала тринадцать — пятнадцать минут, поэтому Костя редко пользовался ею, а ходил домой напрямик.
Перепрыгивая через рельсы, он достиг поворотного круга и, лихо перемахнув через высокий забор, оказался на Поперечной улице, от которой до его переулка было рукой подать.
Этот короткий путь требовал всего три — четыре минуты.
Костя замедлил шаг и стал внимательно поглядывать на заборы. На одном он заметил нарисованного неумелой рукой человечка с тонкими, как ниточки, руками и ногами. На туловище человечка можно было разглядеть две цифры: 9—13.
Лишь двое могли понять значение этих цифр: тот, кто писал, и Костя. Никакой шифровальщик не в состоянии был бы разгадать смысл рисунка. Допустим, кто-нибудь понял, что цифра 9 обозначает сегодняшнее число, а цифра 13 — время дня. Ну и что из этого? Могли он воспользоваться своей сообразительностью? Нет!
Дом, где жил Костя с матерью, имел две небольшие комнатушки, переднюю и кухоньку. Белизной своих стен он ярко выделялся из зелени вишневого садика, того самого садика, где в ноябре сорок первого года Костя нашел раненого комбата Чернопятова.
Вбежав в переднюю, Костя позвал:
— Мама!
— Я… Я… — отозвался тихий голос, и из кухни вышла маленькая, худенькая женщина лет шестидесяти.
— Мамочка, скорей теплой воды! — торопливо попросил Костя. — Надо умыться и срочно бежать в город.
Он украдкой взглянул на стол, где его ожидал завтрак: вареная картошка, кусок черного хлеба и стакан молока. Подавив соблазн, Костя скинул спецовку и, вымывшись над тазом, надел выходные брюки, расчесал волосы и торопливо вышел на улицу.
Будучи для своих семнадцати лет мал ростом, Костя шагал широко, размашисто, помогая движению руками, и от этого казался крупнее. Время от времени он встряхивал головой, отбрасывая назад волосы.
«В моем распоряжении сорок пять минут, — мысленно рассуждал он. — Что же получается? Если туда двадцать, да обратно двадцать, да пять минут там, получается сорок пять. Не годится… Надо успеть забежать домой и хотя бы переодеться. Придется поднажать… Неудачное время назначил Митрофан Федорович… Видно, что-то срочное. Не иначе… Он никогда в перерыв меня не вызывал».