Мир за рекой. Русская готика (Струкова) - страница 9


Регина скупо поплакала, обняв отчима. Света от какой-то неловкости спряталась в своей комнате. Ей всегда в присутствии людей, у которых близкий недавно умер, почему-то становилось неловко, испытывала смущение. Смерть это что-то слишком интимное, как настоящая любовь. Она не выходила из комнаты, почему-то боясь встретиться взглядом с отчимом. Света у Регины была жива. А Саша у отчима - умер. Отчим был ограблен судьбой. И помочь невозможно. Матери было непонятно, зачем Свете присутствовать на похоронах, отвезла дочь к своей подруге Тамаре, которая весь день отвлекала Свету разговорами, мешая осмыслить мучительное восхищение братом. Мать приехала за ней поздним вечером. - Девочка переживает. - Сказала подруга Регине. - Да она как пень берёзовый, - слышится голос матери. - Равнодушная, может, и к лучшему... Вот у тебя Валя - тонкая, одухотворенная. Таких мужчины любят, а мою только хотеть будут. - Сука. - Подумала Светлана. – Обрекла меня. А кто сказал, что я полюблю кого-то?! Буду трахаться с ними, за людей не считая. - Но и у Светы есть свой шарм. Она порой хорошенькая как немецкая кукла. - Немецкие куклы с упругими каштановыми локонами и светло-персиковой кожей были у Вали. - Скажи, что ей надо одеваться женственнее, почему она всегда в брюках, в этих ужасных ботинках? - Снисходительно советовала подруга Регине. Они приехали домой. Регина аккуратно припудрила веки и заново подкрасила глаза: - По парку прогуляюсь, что-то сердце жмёт. К отцу не приставай сейчас. Отчим лежал ничком на диване в глубине спальни. За окном пересвистывались птицы. Кто-то заводил и не мог завести мотоцикл во дворе. - С толкача давай попробуем. Садись, подтолкну... Всё вокруг страшно именно потому, что ничего не изменилось, хотя, кажется, должно было измениться после Сашиной смерти. В комнате сумрачно и пусто, их окна - на восток, и сейчас на закате она видит на фоне темного неба оранжевые дома, озаренные последними лучами. Света берёт Сашину черную куртку, тяжелую, с металлическими заклёпками, забивается с ногами в глубокое кресло и сидит, прижимая её к груди, «взглядом мертвеца» уткнувшись в противоположную стену. Её пальцы гладят холодную кожу куртки, как будто это живое существо. Она вдыхает едва ощутимый запах сигарет, бензина и тела, которое всегда было недоступно для неё, а было бы доступно - не любила. На обоях серая рябь. А перед Светой - туманное небо над долиной, где летит хищный и изящный пятнистый вертолет. Он скользит над верхушками деревьев, повторяет рельеф склона, взмывает вверх. Точные жесткие обводы узкого обтекаемого корпуса выверены для стремительного полёта, он заходит на вираж. И вдруг дымный трассер провожает выстрел из гранатомёта. Не было дня, когда она не вспоминала бы Сашу. Представляла внезапно то рядом на автобусной остановке, то в глубине парка среди жасмина и сирени, то в своей комнате, сидящим в кресле напротив, перебирающего её рисунки, где так много его портретов. - Ну, как, похоже? - По-моему, ты приукрасила. ...Света смотрела на зелёную тетрадь предполагаемого дневника и почему-то медлила раскрыть её, поняла - страшится узнать, что Саша был таким же немудрёным, как парни, гоняющие мимо на байках и жрущие водку в соседнем парке. Надо ли так глупо лишаться образа, который озарил её жизнь? И она поступила не так, как поступают правильные героини правильных книг, в конце концов, узнающие, что их идеал - такой же человек и дури в нём было не меньше, чем в других. Света вышвырнула тетрадь в окно, чтобы уже никогда не испытать соблазна разоблачить божество. Из распахнутого черного квадрата шёл мощный безветренный холод. Потом она сидела в кресле и, задрав ноги в тяжелых ботинках на батарею, читала любимого автора: "...Конечно, явно ее высочество не обернулась. Прямо держа спину, она обратила в сторону пажа только краешек щеки, и там скользнула улыбка. По белоснежной коже струились локоны, в уголке длинного разреза глаза словно блеснула черная точка - вспыхнула улыбка, линии красивого носа не дрогнули... Эта мгновенная вспышка, озарившая изнутри даже не профиль, а лишь крохотный кусочек лица, была похожа на радугу, оживившую на секунду грань прозрачного кристалла".