– Только не говори, что тебя волнует ее мнение.
– Нет. Меня волнует твое.
Звенящая цикадами ночь неожиданно надвинулась на них. Сквозь острый запах гари и беды Джон чувствовал и другой запах, острый и будораживший его запах возбуждения. Чувственный, недоступный никому, кроме него. Запах самки, стоящей перед самцом.
Еще одно слово, одно прикосновение – и мир взорвется.
Он стиснул зубы, потряс головой и заметил почти непринужденным голосом:
– Домой и впрямь лучше не заявляться в таком виде. Послушай, у ребят найдется шампунь, а около реки мы построили небольшую душевую. Она не слишком комфортна, и туда любят заползать ужи, но я их выгоню, и мы сможем смыть с себя хотя бы часть грязи…
– Джон Карлайл! Ты меня склоняешь… к чему?
– К тому, чтобы помыться.
– Я боюсь змей.
– Я войду туда с тобой и посторожу.
– Ага, размечтался!
– Я встану спиной и не буду смотреть, клянусь. К тому же там все равно нужна мужская рука.
– Зачем?
– Подкачивать насос. Он немного туговат.
– Ладно. Но ты дал слово!
Чтоб я им подавился, невесело подумал Джон, ведя свою грязную фею по узкой тропинке к реке.
Душевая была очень условная. Собственно говоря, чего или кого было стесняться молодым парням? Джон объяснил, что в жару здесь бывают и женщины, готовят еду, а кроме того иногда после грозы в реке полно всяких зловредных личинок, которые норовят забраться под кожу. В душе есть против них фильтр.
Он отдал Морин бутылку с шампунем и отвернулся.
Шорох одежды, падающей на пол. Сдавленное шипение Морин – это она прикоснулась к ссадине. Журчание воды. Запах шампуня. Тихий, восторженный стон удовольствия.
– Никогда не думала, что приду в такой экстаз от тоненькой струйки воды сомнительной чистоты. Боже, как хорошо! Джон, мы словно в аду побывали…
– Ты бы помолчала, мисс О’Лири. Сейчас как обернусь…
– Не обернешься.
– Почему это?
– Ты дал слово.
Когда она тронула его за плечо, он едва не позабыл о своем обещании, но взял себя в руки, сдернул с дощатой стены забытый кем-то купальный халат (поскольку им не особенно пользовались, он оказался практически чистым) и протянул назад.
– Могу поворачиваться?
– Можешь. Мне тебя тоже посторожить?
– Обойдусь.
– Тогда я прямо здесь, у берега прополощу джинсы и футболку.
– Придется в мокром ехать…
– Тут недалеко. После душа я не могу даже смотреть на эту грязь. Хоть что-то отстирается…
Она выскользнула за дверь. Халат едва доходил ей до колен.
Джон энергично потер ладонью лицо. Античные герои – слабаки по сравнению с ним. Стоять спиной к обнаженной Морин О’Лири, не будучи слепым и глухим импотентом ста лет от роду, – это подвиг.