Бесшумно сбежав по лестнице, проскочил кухню (хозяйка успела лишь вздрогнуть и вскинуть глаза на странного жильца), и оказался в узком, каменном испятнанном мхом колодце с ведущими наверх ступенями. Осторожно выпрямившись, взглянул поверх мостовой.
Темная фигура на ночной улице все еще всматривалась в освещенное окно, явно поверив обманному маневру Эшера. Соглядатай стоял неподвижно, почти невидимый в густом мраке между двумя рядами высоких домов. Но даже в смутном падающем из окон свете лицо его поражало мертвенной белизной. Всматриваясь, Эшер затаил дыхание, помня, насколько чуток слух вампиров. Затем моргнул — и темная фигура исчезла.
Полчаса у него ушло на то, чтобы неторопливо распаковать багаж, переодеться и побриться. Это слегка освежило, но все равно спать хотелось смертельно. Возникло даже легкое искушение: взять да и лечь в постель, оставив Исидро стоять в сыром переулке. Однако в этом случае встреча состоялась бы прямо в комнате — вряд ли дон Симон был знаком с легендой, согласно которой вампир может войти в новое жилье лишь с позволения хозяина.
«Хотя с другой стороны, — подумал Эшер, открывая дверь и поднимаясь по каменным ступенькам на улицу, — есть ли вообще в Лондоне жилье, которое можно было бы назвать новым?» Колоннада Шестого Принца Уэльса начала застраиваться в последние дни правления Георга IV, а собственный дом Эшера в Оксфорде — во времена королевы Анны. Правда, дон Симон Исидро убивал втихомолку на улицах Лондона задолго до возникновения многих пригородов.
На секунду в воображении Эшера возник древний Лондон — тесное скопище бревенчатых домов, крохотные церкви, жмущиеся к реке каменные монастыри, дюжина враждующих отрядов блюстителей порядка, чьи офицеры не имели права перейти на другую сторону улицы, чтобы схватить преступника; дешевый театрик, где некий Шекспир обучался ремеслу актера и сочинителя пьес; таверны, где плававшие с Френсисом Дрейком пили за здоровье рыжеволосой королевы…
— Мы не будем больше встречаться таким образом, — промурлыкал рядом тихий знакомый голос. — Могут пойти нежелательные слухи.
Эшер резко обернулся, мысленно проклиная свою минутную рассеянность. Даже будучи смертельно утомленным, бдительность утрачивать не стоило.
Исидро где-то уже насытился — лицо его хотя и оставалось бледным, но уже не отдавало той мертвенной белизной, как тогда, в переулке. Из-под распахнутого плаща виднелся черный вечерний костюм, белый шелк рубашки несколько скрадывал бледность лица. Как всегда, Исидро был с непокрытой головой; свет газового фонаря положил смутные блики на его высокий лоб. Рука в жемчужно-серой перчатке сжимала тонкую трость черного дерева.