«Мечты о будущем. Мечты, которые никогда не осуществятся», — подумала Дубэ.
Голоса продолжали звучать вдали, но для Дубэ они ослабевали, ее уши не слышали.
Сквозь листья был виден человек. Дубэ с трудом смогла различить его лицо. Теперь казалось, что время тянется бесконечно, одно мгновение будто бы вмещало в себя целую вечность. Казалось, что человек двигается замедленно, Дубэ удалось разглядеть все, что случилось. Пальцы правой руки Учителя внезапно шевельнулись.
Чары рассеялись от звука тетивы, вернувшейся в прежнее положение. Сухой щелчок лука слился с криком боли, с хрипом знающего о своей смерти человека.
Испуганная Дубэ увидела, как человек понапрасну подносит руку к горлу, как сквозь его пальцы течет кровь — алая, вязкая. Он повалился на бок, медленно упал, и Дубэ не могла оторвать взгляда от этой сцены. Она следила за линией его падения, присутствовала при его краткой агонии.
— Проклятье! — закричал один из двух солдат эскорта, потом послышался пронзительный звон вынутой из ножен шпаги.
На ее плечо легла рука.
— Мы должны бежать, шевелись.
Учитель. Они одним прыжком вылетели из-под дерева, в одно мгновение распрямились и побежали, как хорьки, по лесу. Никто не остановил их, и никто их не услышал.
Выйдя из леса, они закрылись плащами и спокойно двинулись к дому. Теперь опасаться было нечего.
Дело сделано. Учитель был спокоен, а Дубэ ошеломлена. Она понимала, что должна испытывать какие-то чувства, но не знала какие. Ей удалось вспомнить только голос того человека, разговор, который он вел перед смертью.
Вечером, в кровати, она вспомнила об этом. Она думала об Учителе, о том человеке, о Горнаре, обо всех мертвых, которых видела, о том, как ей не хочется убивать людей.
Она ворочалась в кровати и не могла уснуть. Снова чувствовала растерянность, боролась с противоречивыми чувствами и желаниями, которые терзали ее.
Дубэ зарылась лицом в подушку и безудержно зарыдала.
23
КРОВАВОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Обратный путь был самым настоящим бегством. Дубэ шла быстрее, чем могла, оставляя Тофа позади. Когда он со злостью окликал ее, она не останавливалась. Темная ярость и глухое чувство вины душили и терзали. Ей доводилось чувствовать себя виноватой всякий раз, когда она убивала, однако сейчас все было иначе. Может быть, потому, что видела себя в той девушке, которую с такой легкостью убил Тоф, или потому, что зверь внутри нее радовался этому зрелищу.
— Ты перестанешь так бежать? Остановись, черт побери!
Ее тошнило от голоса Тофа, а может быть, от отвращения, которое она испытывала к себе и ко всему миру, к проклятой Гильдии, лишившей ее свободы и достоинства, которая день за днем подталкивала ее к бездне.