– Значит, не сбежишь... Не сбежишь? Фронтовик?
– Фронтовик. Не сбегу.
– Дел много. Ох и много дел! Вот тут я тебе накопил...
Он хлопает ящиками письменного стола и вынимает одну за другой бумаги с размашистыми резолюциями.
– Это из Глазовки. Там председатель сельсовета совсем закомиссарился. Орет на людей, кулаком стучит по столу. Проверишь и доложишь. А вот из Леоновки. Тут, видишь, дело хитрое: послали мы туда недавно нового учителя, а он с кулачьем схлестнулся. Вместе пьянствуют, школа по неделям закрыта. Наведи следствие. А здесь из Бутырки пишут: водосвятие устроили, черти! Арестуй попов и доставь сюда! Ну, тут таловские сообщают и тоже об учительнице: с парнями шашни затеяла! Любовь на полный ход, парни из-за нее разодрались, а дело стоит. Поезжай и сделай строгое внушение. Если нужно – хахаля арестуй и привези сюда. Подержим в РАО. Пусть охладится.
– М-да...
– Что? Испугался? Не робей – поможем!
– Да нет... Работы я не боюсь.
– Вот и хорошо. От работы сколь ни бегай – она тебя все одно сыщет... Ну, поедем дальше: в Хомутовке сельсоветчики секретаря сняли. Красного партизана. Якобы – неграмотный. А приняли секретарем кулацкого сынка. Тут, брат, дело политическое. Нужно со всей строгостью закона... Да ты что на меня уставился?
– Ничего, я слушаю. Продолжайте.
– В Ракитине попову дочку изнасильничали. Ну это ерунда, потом можешь заняться, когда освободишься!
Я прочитал заявление поповны об изнасиловании и положил в свой портфель. Остальные бумажки сложил стопочкой и оставил на столе.
– Все эти материалы, Семен Петрович, принять к производству не могу.
– Как? Что ты сказал?
– Говорю, что эти бумаги не могу принять...
– Это почему же, дорогой товарищ?
– За отсутствием признаков уголовно-наказуемых деяний.
– Да ты что – в уме?!
Туляков встал из-за стола. На лице его отобразились поочередно: удивление, злость, гадливость...
– Так вот кого нам прислали?! Так, так... Значит, классового врага защищаешь, а советская власть тебя не касаема? Пущай, значит: на местах дис-креди-ди... дискредитуют, а ты будешь поповну оберегать? Так я вас понимаю?
– Нет, не так, Семен Петрович.
Сколько ни пытался я объяснить ему роль и значение народного следователя, который был в то время в райцентрах фигурой автономной и осуществлял некоторые прокурорские функции, Туляков оставался непоколебимым. Глаза его смотрели на меня открыто враждебно.
А когда я напомнил, что для разбора аморальных поступков низовых работников советской власти в районе существует инструкторский аппарат райкома и аппарат РИКа, в его взгляде отразилось нечто новое... Так смотрят на безнадежно потерянного.