Накупавшись, Иззи взобралась на скалу и уселась на камень, прислонившись к согретому солнцем граниту. По ясному голубому небу неожиданно пронеслось несколько туч. Глядя на соседнюю скалу, она улыбнулась. Сидящий там попугай издал оглушительный крик и захлопал крыльями.
– Ага! – засмеялась Иззи. – Вот ты какой!
Она вдруг почувствовала, что одна нога соскользнула с сырого каменного уступа, где она сидела. Интуитивно схватившись за выступ скалы, она с облегчением обнаружила, что не упадет. Ее нога приземлилась на прочный камень немного ниже. Как только перестал выделяться адреналин, она улыбнулась попугаю.
– С минуту назад я думала, что разобью голову.
Птица подмигнула ей. И так злобно посмотрела, что Иззи тут же заволновалась, но приказала себе успокоиться.
– Ради Бога, Иззи. Это ведь только птица! – пробормотала она. И сознавая свою глупость, помахала пернатому другу.
Когда соскользнувшая нога почему-то не захотела двигаться, у Иззи появилась уверенность, что начались неприятности. Наклонившись, она проверила. То, что увидела, испугало ее. Ступня и щиколотка исчезли в углублении. Виновником был отколовшийся от глыбы кусок гранита. Вместо того чтобы упасть в воду, он улегся, как крышка, на углубление, хотя у него не хватало длины закрыть всю расщелину. Теперь ногу Иззи заклинило в оставшемся маленьком отверстии. Она не могла позволить себе не держаться за каменный выступ и попробовала сдвинуть осколок свободной рукой.
Он не двигался.
С силой потянула ногу, чтобы высвободить стопу, но только сделала себе больно.
Иззи потребовалась вся сила воли, чтобы не запаниковать, а тянуть и дергать ногу. Ничего не получалось. Она посмотрела на море, наблюдая, как солнце медленно опускается к горизонту.
Наклонившись, взялась обеими руками за колено и изо всей силы потянула его.
– Ой, – вскрикнула она. – Вылезай оттуда, глупая нога!
– Нужна помощь?
Иззи замерла, услышав нестерпимо знакомый голос. Закусив нижнюю губу, она, прищурившись, посмотрела на скалистый берег. Там стоял он, широко расставив ноги в брюках и в блестящих черных туфлях, в которых он собирался пойти на прощальный вечер. Рубашка в мелкую складочку была заправлена в брюки, но только наполовину застегнута. Он специально привлекал к себе внимание? Выглядел как греческий бог, не совсем еще одетый для элегантного обеда с танцами на горе Олимп или, что более вероятно, готовящийся ублажать избранную им греческую богиню, в зависимости от того, решит ли он надеть оставшуюся одежду или снять ее.
Одна темная бровь поднялась. Его лицо выражало нечто среднее между тревогой и удивлением.