— Ты в самом деле так думаешь?
— Давай поедем. Мы свое уже отработали.
— Женева? Это же бумажная работа.
— Это повышение. Возглавишь антималярийную кампанию на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
— Я врач и должен лечить больных.
— Это же не навсегда. К тому же тебе не повредит немного сбавить темп.
— Женева — это не смена темпа. Это смена профессии.
— Ты просто научишься видеть свою работу с другой стороны, вот и все. Подумай об этом. И еще, ты классно смотришься в костюме. Я бы даже рискнула сказать — сногсшибательно.
— Ага, это точно про меня. Эдак ты заставишь меня вступить в загородный клуб и играть в гольф.
— А врачи разве не любят гольф?
Джонатан серьезно смотрит на нее. Он понимает, что этот разговор неспроста…
Эмма опирается на локти.
— Есть еще одна причина.
— Какая?
— Я хочу уехать. Ужасно устала от всего этого. Я хочу обедать в ресторанах на белых скатертях. Хочу пить вино из чистых бокалов. Хочу носить платья и красить губы. Неужели это так дико звучит?
— Ты — и платья? Это невозможно. — Джонатан сбрасывает простыню и встает с постели. Он не хочет продолжать этот разговор. Ни сейчас, ни в другое время. — Прости, я не занимаюсь административной работой.
— Ну, пожалуйста, — уговаривает его Эмма. — Подумай.
Он оборачивается и смотрит на жену, лежащую в ворохе смятого постельного белья. От ветра и солнца кожа ее лица огрубела, огненные волосы из шелковистых, ухоженных превратились сначала в вечно спутанные, а теперь и вовсе какие-то безжизненные. Порез на подбородке слишком долго не заживает.
Подумай…
В Женеве у них будет много вот таких дней. Будет время для отдыха. И время не только для того, чтобы заводить разговоры о семье, но и что-то делать. Ну и, конечно, горы. Шамони — два часа езды на север. Бернер-Оберланд — два часа на восток, а Доломиты — на юг.
— Может быть, — говорит он, отдергивая штору и вглядываясь в гнетущий пустынный пейзаж. — Но ничего не обещаю.
Народ собирается у мечети на утреннюю молитву. Мужчины приветствуют друг друга на арабский манер — поцелуем в обе щеки.
— Ты встаешь? — спрашивает он. — Хочешь, принесу тебе завтрак?
И тут он видит машину, там, где ее совсем не должно быть: белый седан бешено несется по пустыне, вздымая тучи песка. За ветровым стеклом маячат два силуэта.
— Уходите, — кричит он в толпу, но его голос звучит, как шепот. — Уходите с дороги! Быстро!
Он беспомощно смотрит, как автомобиль, разметывая тела, врезается в толпу. Крики. Выстрелы. Машина врезается в стену мечети, на крышу сыплются кирпичи и штукатурка. Мгновение тишины. Он считает…