Шлепком ладони я закрыл кран. И этой же ладонью, только успевшей стать влажной, зажал поверх ее собственных пальцев рот.
– Что? – выдохнул я, пытаясь поймать ее взгляд.
– У-а-у-ы, – промычала она и дернула головой.
Я отодвинул руку.
– Уйди от меня… – взвизгнула Юрико, и я тут же ее снова заткнул.
– Успокойся. Не кричи. Сейчас сбегутся соседи и начнут колотить в дверь, – шепотом заговорил я. – Хочешь им все объяснять? Кивни, если поняла, и я тебя отпущу!
Она кивнула, но едва я убрал ладонь, как она зачастила, с каждым словом все сильнее взвинчивая себя.
– Я знала, что тебе нельзя верить! Никому не верила, а тебе поверила! Думала – доктор, взрослый человек, сумеет позаботиться о себе и обо мне. А теперь что, умирать? Я не хочу умирать – я еще и не жила толком!
Сначала я подумал, что у нее психоз. Вчера Юрико исполнилось двадцать, она официально стала совершеннолетней, и мы отметили ее день рождения в «Синдзюку». Сам я похмелья не чувствовал, но ведь она девушка… И тут я разглядел то, что она пыталась сжать пальцами на сморщенном лбу – тонкий, очень тонкий валик под кожей, идущий от переносицы косо вверх.
– Убери руки, – сказал я, и, когда она выполнила мою просьбу, осторожно прикоснулся кончиком пальца к складке. – Не больно?
Она не ответила, но и так было ясно, что больно ей не было. Я же чувствовал под двумя слоями кожи – своего пальца и ее лба – нечто твердое, похожее на обрезок стальной проволоки или толстой рыболовной лески. И это нечто чуть заметно двигалось в сторону волос.
– Стой здесь, не шевелись. И не морщи лицо, – скомандовал я. – Сейчас вернусь!
В среднем ящике кухонного стола, под скребком для чистки рыбы и штопором, у меня валялся сосудистый зажим. Конечно, не иглодержатель – тот держал бы надежней, но лучшего инструмента у меня не было. Хорошо еще, что в картонке осталось последнее лезвие для безопасной бритвы. Распечатать его, разломить продольно, одну половинку зажать и еще раз обломить, на этот раз под углом – все манипуляции заняли меньше минуты.
Юрико стояла, как я ее и оставил, лишь оперлась рукой о маленькую раковину. Я плеснул из флакона с одеколоном на обломок лезвия в зажиме, смочил себе подушечку большого пальца и протер им кожу на лбу девушки. Проволочник почти достиг линии роста волос, ему оставалось до нее чуть больше бу[1].
– Закрой глаза, – попросил я, – и повернись к свету.
Она чуть сдвинула к лампочке над дверью бледное до синевы лицо и зажмурилась. Я вдохнул, ухватил левой рукой Юрико сзади под шею, примерился лезвием и сделал возле самой головки паразита небольшой разрез, наполнившийся блестящей кровью.