У Мэгги дрогнуло сердце.
– Это не так! У вас есть семья, – не выдержав, выкрикнула она, ибо больше не могла молчать.
Дилан вскинул голову и с удивлением посмотрел на нее.
– Что вы сказали? – переспросил он, глядя ей в глаза.
Мэгги облегченно вздохнула.
– Вы не одиноки. У вас есть семья, – уверенно промолвила она.
Дилан нахмурился.
– Я не совсем понимаю вас.
Мэгги, словно защищаясь, положила обе руки на живот.
– Этот ребенок... ребенок, которого я ношу, он ваш...
Сделав это признание, Мэгги тут же пожалела о сказанном. Челюсть Дилана отвисла, он смотрел на Мэгги так, будто прямо на его глазах у нее на лбу выросли рога.
– Вы это серьезно? – недоверчиво протянул Дилан.
Мэгги, еще какое-то мгновение назад сожалевшая о том, что сказала ему, почувствовала, что более не в состоянии слышать этот крик одинокой души. О последствиях она уже не думала.
Подавив вздох, она ощутила движение ребенка, будто он переместился чуть пониже.
– Я говорю серьезно, – тихо подтвердила Мэгги. Не без усилий встав с кресла, она подошла к окну и стала осторожно массировать те места, где, как ей казалось, малыш чувствовал какое-то неудобство.
– Но как это могло случиться? – Обескураженный Дилан тяжело откинулся на спинку кресла.
Мэгги, глядя на его недоуменное лицо, поняла, что он не поверил ей, и не винила его в этом.
Дилан почему-то внимательно разглядывал свои руки.
– Я... видите ли... для меня это... Я просто в шоке... – наконец растерянно вымолвил он. – Когда же... когда должен родиться ребенок?
– Двадцать второго июня, – ответила Мэгги. – Так, по крайней мере, полагает доктор. – Она принялась прохаживаться вдоль комнаты, в конце которой находился большой каменный камин.
Дилан медленно следил взглядом за каждым движением ее тела под просторным розовым с белым платьем для беременных.
Есть что-то прекрасное и даже сексуальное в женщине, ждущей ребенка... А эта женщина, если верить ее словам, носит под сердцем... его ребенка.
Он прерывисто вздохнул и почувствовал, как екнуло сердце от осознания огромности того, что ложится на его плечи.
Неужели он начисто забыл о том, как занимался с ней любовью? Забыл, что они были так близки, что она отдалась ему и их уста сливались в поцелуях, что их тела сплетались в страсти, лаская друг друга, – и все это во имя того, чтобы дать жизнь маленькому человеческому существу?
Дилан крепко зажмурился, пытаясь вспомнить хотя бы что-нибудь. Но вместо воспоминаний зияла черная дыра, провал, и этот провал был его прошлым, его жизнью.
Если быть честным, по-настоящему честным, он не имеет права ни отмолчаться, ни выбросить из головы ее слова. Женщина была искренна, так звучал ее голос. Он верил ей.