– Взвод-два рота-один вызывает батальон. Всем, кто меня слышит. Всем, кто меня слышит!
А никто не слышит.
Ну и дела…
Может, всех уже того?
Ума хватило – запустил телезонд. Это мои запасные глаза, уши, а если повезет – то и язык.
Ясно же, что эфирная обстановка в таких местах может быть любой степени говенности. Да и кровернам уже пора было глушилки включить.
Телезонд повис под арматурой поврежденного купола и сообщил, что приступил к сканированию.
Ну наконец-то. Отозвались. Оказалось, мой разговор с Дюмулье слушал Гусак.
Интересно только, как он нас слышал, если я только что докричаться не мог и до батальонного начальства? А, не чешет. Значит, у меня на выход все работало нормально, а коротковолновый вход был перекрыт. Может, электрический кусок «мамаши» что-то не то закоротил, я же себя со спины не вижу.
Ну, прекрасно. Гусак в курсе, лейтенант в курсе, эдак скоро и до Оперативного Штаба дойдет. В любом случае – не пришлось пересказывать всю историю с начала. Наверху, как оказалось, уже жутчайший переполох.
Соображали там, впрочем, на удивление быстро. Итак, приказ номер раз: все прочь с площадки синтез-машин. Зарыться в землю, да поглубже!
Меня просить два раза не надо было.
Я приказал Дюмулье выбросить плазмомет и вцепиться в меня покрепче.
Он расстался со своим оружием весьма неохотно. Думаю, если б был уверен, что длины шланга хватит – оставил бы при себе.
Глидерам пришлось малость поднапрячься. Мы – я и пристроившийся на моей левой ноге как орангутанг на пальме Дюмулье – взмыли над трубой.
Я скосил глаза вправо, изучая тактическую разметку, спроецированную милитумом на смотровое стекло. В тяжелую годину климоклазма я буду рад сдохнуть вместе со своими задушевными корешами: Загом, Зигфридом и Гусаком.
Ага, вот и они. Скучились в районе второго вентиляционного ствола.
Ох, что я увидел, пока летел!
Наша пехота сновала над заводом целыми стаями. Мне, похоже, достался один из самых глухих маршрутов – возможно, как новенькому. Потому что в основном наши работали секциями по три – пять человек.
И сейчас все эти секции спешили убраться от синтез-машин подальше.
Я прошел на бреющем полете над сворой неподвижно замерших термитов. Как новенькие – только черные. Это потрудилась плазменная пушка, главный козырь огневых секций.
А вот кому-то из наших не повезло. Голова отдельно, тело выдавлено наружу через трещины в экоброне. Внутренний взрыв.
Интересно, чем это его так?
Оставшийся без хозяина «Сьюздаль» носился как заводной, стукаясь с оглушительным звоном о штабеля швеллеров.
В «Сьюздале» закоротило разделитель стрельбы. Автомат плевался реактивными струями, но не стрелял.