– Настоящий?
– Изучай. Сличай. Запрашивай. Устанавливай. Тут же у вас по лесам достаточно специалистов.
– Найдутся, – Агапов опять надолго замолчал. – Повидаться бы надо...
– Повидаемся.
– Печати, штампы, бланки?
– Все есть.
– Контора?
– Есть.
– Секретарша?
– У каждого своя.
– Казначей? Кассир?
– Все на изготовке.
– Бухгалтер?
– Приезжай в Москву, познакомишься. Сам же сказал, что повидаться надо. Мандрыка его фамилия.
– Хохол?
– Может быть.
– Хитрожопые они.
– Разберемся.
– Так, – протянул Агапов. – Так, – повторил через некоторое время. – Чувствую, плохо все это кончится. А устоять не могу. Чувствую... сяду. В лучшем случае. А отказаться... Не нахожу в себе сил. Представляешь?
– Через год, самое большее через два... Мы все слиняем. Ближайшие два года в стране будет катавасия и кошкин дом. С этим дебилом наверху ничего не изменится. А потом... Когда люди будут жить в Абрау-Дюрсо, а отдыхать на Канарах, ты будешь сидеть вот в этой же избе, пить паршивую водку и закусывать еловыми шишками.
– Если шишки хорошо приготовить... Да с грибочками... Да под клюковку... – начал было Агапов и не закончил, сам себя оборвал: – Когда встречаемся?
– Если договорились, я уезжаю сегодня, – Выговский посмотрел на часы.
– Договорились.
– Тогда через неделю встречаю тебя в Москве. На Ярославском вокзале. Мы все соберемся. Выпьем шампанского, подпишем бумаги...
– Какие бумаги?
– Сам же говоришь – печати, штампы, бланки... Телефоны. Секретарши.
– Да, все правильно, – вынужден был согласиться Агапов. – Без этого нельзя. Выпьем?
– Надо, – кивнул Выговский.
Быстро взглянув на Агапова, он вдруг поймал его взгляд, устремленный в окно, – столько было в нем какой-то неизбывной тоски, столько раскаяния в еще не совершенном, что Выговский содрогнулся от дурных предчувствий. Но Агапов уже возвращался к столу с новой бутылкой водки, а его жена несла с кухни громадные, только что со сковородки котлеты. Печальный миг прозрения исчез, растворился, будто его и не было. И произойдет много чего, пока и Агапов, и Выговский вспомнят этот вечер, освещенный красным закатным солнцем.
– Чувствую – вляпаюсь, а отказаться не могу! – уже весело сказал Агапов, сковыривая вилкой алюминиевую нашлепку с горлышка зеленой бутылки.
Еще неделю назад в соседнем ресторане музыка гремела до утра, в этом был своеобразный местный шик – встретить восход солнца на море пьяным в дым, полуживым и опять же в обществе южных красоток. Прошла неделя, и все изменилось – наступила тишина. Нет уж тех удалых ребят, которые готовы были оплачивать оркестр до рассвета, теперь эти ребята разъехались по стране вкалывать, шустрить, грабить. Снова соберутся через год. Но уже без меня, без меня. Я свое отгулял, все положенные мне рассветы встретил и, кажется, отпущенные на всю жизнь моря навестил.