.
Дядя ловит рыбу одновременно и оттер-тралом и удочкой. Он помешан на рыбалке. Однако мы не поймали ни одной рыбки. Он ставит одну ногу на удочку, привязывает трал к уключине и вынимает из кармана куртки маленькую плоскую бутылку. Йордис подсовывает весла под колени и прикладывает бутылочку к губам. Но не пьет.
— Надо быть экономными! — смеется она и возвращает дяде бутылку.
Он делает маленький глоток, морщит нос и закрывает глаза. Потом выливает каплю на край лодки и говорит аминь. Это жертва рыбам, чтобы они клевали. Жертва помогает. Он вытаскивает три жирные рыбины, из которых Йордис тут же выпускает кровь, потом кладет их в ведерко.
— Ты ловко управляешься с ножом, Йордис, — говорит дядя.
Мы идем через папоротник к охотничьему домику. Папоротник как лес, он выше меня. Мне разрешают нести рыбу на березовой ветке, просунутой там, где у рыб были глаза. Йордис разводит перед домиком костер и жарит рыбу на сковородке, мохнатой от сажи. Рагнар пытается сделать из ивы дудочку, но дудочки делают только весной. А сейчас кору уже не снять. Но это не важно. Все равно нас окутывает запах ивы.
В домике всего одна комната. Я засыпаю на широкой кровати в ватном мешке от Гражданской обороны. Ночью мне надо выйти пописать. У костра с Йордис и Рагнаром сидит незнакомый человек. Они зовут его Турстейном, его рюкзак стоит у стены домика.
— Покойной ночи, дочка Йордис,— говорит он мне, когда я возвращаюсь в домик. Мне кажется, что я его знаю. Но это потому, что его знает Йордис.
Перед тем как заснуть, я слышу голос дяди Рагнара:
— Перебирайся ко мне на Юг, Йордис!
Понять ее ответ невозможно.
— Возьмешь с собой девочку! — говорит голос Турстейна.
И опять я не слышу, что отвечает Йордис.
Утром никакого Турстейна там нет, и я думаю, что, может быть, он мне приснился. И все-таки я спрашиваю:
— Кто эта девочка?
Йордис и дядя переглядываются. Дядя отвечает:
— Девочка — это ты!
— Мы уедем отсюда? — шепотом спрашиваю я.
— Нет! — говорит Йордис.
Я уже настолько большая, что еду одна с Скугсёя в Мюре. В брюхе черного местного парохода. Тете Хельге и дяде Альфреду уже все равно, если у них за столом будет на одного человека больше. К ним постоянно кто-то приезжает, а кто-то уезжает. Некоторые заходят, только чтобы позвонить по телефону. В кладовке там всегда найдется и кусок хлеба, и остатки после обеда. И кофейная гуща в кофейнике.
Тетя Хельга разговаривает со мной, словно я уже взрослая. Спрашивает у меня совета о крючках и кружевах. Она шьет летнее платье.
— Хебба, мне кажется, что юбку надо немного подкоротить. Как думаешь? — спрашивает она и глядит на меня. Я киваю и откусываю кусок холодного палтуса, зажатого у меня в кулаке.