. Он выразил это, не проводив пастора на пристань, где его ждала лодка. И закрыл за ним дверь, не пожелав ему доброго пути. Пастор мог обидеться или не заметить этого, как ему было угодно.
Юханнес поплыл в Тюс-фьорд один на четырехвесельной лодке. На носу лодки лежал матросский мешок с каким-то содержимым. К вечеру он добрался до места и вытащил лодку на берег недалеко от церкви.
Найти могилы семьи Линд не составляло большого труда. Он бывал там раньше. Прислушиваясь к звукам и поглядывая по сторонам, он достал из мешка лопату. Она была необходима для его святого дела. У ног могилы Арнольдуса Линда появилась глубокая яма.
Потом Юханнес снял зюйдвестку и вытащил из мешка маленький гробик. Постоял, держа гробик в руках, и наконец, опустив его в яму, быстро ее закопал.
Он был похож на рухнувшую с пьедестала статую. С его губ беззвучно слетела молитва — "Отче наш". После этого он положил сверху каменную плиту, чтобы звери и птицы, почуяв добычу, не могли до нее добраться. И наконец загладил следы своего пребывания, засыпав проходы между могилами свежим песком из ракушечника. Белые твердые песчинки застряли у него под ногтями.
Сложив аккуратно мешок, он спрятал его на груди под брезентовой робой.
Не выходя на проезжую дорогу, Юханнес вернулся к лодке.
Всю обратную дорогу на море, словно дымка, лежал туман. Но было холодно и небо усеяли звезды. Попутный ветер был слабый, и Юханнесу было приятно грести. Приближалось полнолуние. На ровной поверхности воды дрожала его тень.
Он знал фарватер и потому мог думать о своем. В голову лезли разные мысли. Больше всего он думал о том, как виноват перед этой молоденькой девушкой, Сарой Сусанне, о которой обещал заботиться всю жизнь.
Время от времени у него возникала уверенность, что Господь Бог на его стороне и заботится, чтобы с ним ничего не случилось.
Порой Сара Сусанне чувствовала себя достаточно сильной, чтобы справиться с горем. Однако большинство дней были безнадежные, как неприступная гора. Она едва терпела детей и всех обитателей усадьбы. И меньше всего — самое себя.
Она пропускала чтения вслух и старалась не замечать бросаемых на нее вопросительных взглядов. Чувствовала себя такой тяжелой, что с большим трудом поднималась к себе в мансарду. Оттуда она могла сверху обозревать всю усадьбу и гавань. От этого ей всегда становилось легче. Было еще холодно, но можно было попросить кого-нибудь истопить печь. Достаточно одного слова. Однако помочь ей могло только время. Можно было поставить в мансарде небольшие кроcны. Те, что занимали не слишком много места. Шерсть и лоскутья хранились у нее наверху. Сейчас она была не в силах сидеть с кем-нибудь в доме для работников, где стояли два других станка. Иногда она пользовалась станками и помещением работниц, когда они сами не ткали.