Взлетела стайка воробьев, и Роза посмотрела на лужайку подстриженную в форме фасолины. По лужайке шла мама, рядом с ее темными юбками вышагивала старая гончая Макленнан. Волна облегчения накатила на Розу и схлынула, оставив головокружение. Мама — якорь настоящего безопасного мира, в котором все как должно быть. Когда Аделина приблизилась, Роза была не в силах скрыть беспокойство.
— Ах, мама, — быстро сказала она. — Она была здесь, Элиза была здесь.
— Я все видела в окно. Что она сказала? Ребенок услышал что-нибудь лишнее?
Роза мысленно припоминала встречу, но беспокойство вместе со страхом ворошило воспоминания, и она не в силах была выудить нужные. Девушка с несчастным видом покачала головой.
— Я не знаю.
Мама взглянула на сверток и осторожно подняла его со скамейки, будто он был горячим.
— Не открывай его, мама, прошу. У меня нет сил заглянуть внутрь. — Роза почти шептала.
— Это?..
— Я почти уверена, что да. — Роза прижала холодные пальцы к щеке. — Она сказала, это для Айвори. — Роза взглянула на мать, и новая волна паники обрушилась на нее. — Зачем она принесла это, мама? Зачем?
Мама сжала губы.
— Что она имела в виду?
— Полагаю, пора вам с кузиной разъехаться.
Аделина села рядом с дочерью и положила сверток на колени.
— Разъехаться, мама? — Щеки Розы заледенели, она была насмерть перепугана, ее голос упал до шепота, — Ты же не думаешь, что она может… может снова прийти?
— Она доказала сегодня, что не уважает правила, которые были установлены.
— Но, мама, ты, конечно, не хочешь…
— Я хочу лишь, чтобы тебе и дальше было хорошо.
Когда дочь Розы мелькнула в пестром свете, Аделина наклонилась ближе, так близко, что ее верхняя губа коснулась уха дочери.
— Нельзя забывать, дорогая, — прошептала она, — что тайна находится в безопасности, только если о ней никто не знает.
Роза слабо кивнула. Конечно, мама права. Глупо было верить, что так может продолжаться до бесконечности.
Аделина встала и взмахнула рукой, призывая Макленнана к ноге.
— Томас накрывает второй завтрак. Не задерживайся, не то добавишь к неприятностям дня еще и простуду. — Она положила сверток на сиденье и понизила голос: — И проследи, чтобы Натаниэль избавился от этого.
Резвые шажки разбежались во все стороны, и Аделина заставила себя медленно, спокойно выдохнуть. Неважно, сколько раз она произносила обличительные банальности о юных дамах и подобающем поведении — ребенок не поддавался обучению. Разумеется, этого следовало ожидать: в какую бы прелестную одежку Роза ни рядила девочку, низкое происхождение давало о себе знать. Ничего не попишешь. Слишком розовые щеки, смех, который эхом разносится по коридорам, кудри, которые выбиваются из бантов. Она ничем не походила на Розу.