Одной из важнейших задач книги было разрушение хорошо устоявшихся, традиционных и неправильных представлений. Убежденность и их правильности долго казалась незыблемой. Правильность доказывалась чем угодно, если нужно, остротой или тостом, которые молва приписывала великому человеку. Высказывания, напечатанные в собраниях сочинений, обсуждению не подлежали, как правило из учебника арифметики. Эпиграмма о трех супостатах сыграла в нашем литературоведении роль основополагающего труда. После нее "Беседой", казалось, уже нечего заниматься. Реакционная сущность "Беседы", кроме эпиграммы, была неопровержимо доказана еще анекдотами о Шишкове и его высокими государственными должностями.
А вместе с тем кроме Шишкова, Шихматова и Шаховского, имевших, и не без основания, испорченную репутацию, одним из основателей "Беседы" вместе с Шишковым был Державин (и "Беседа" распалась сразу же после его смерти), а одним из авторитетнейших ее членов был журналист, статьи которого долго путали с радищевскими, драматург - предшественник Грибоедова, великий писатель Крылов. Одним из серьезных пунктов расхождений в "Беседе" был сентиментализм. Державин и Крылов держались на этот счет (а это было одним из главных литературных вопросов эпохи) разных взглядов: Держании "восхищается" Карамзиным, "стоит горой" за него, а Крылов осмеивает карамзинизм в статьях и выводит в комедии "Пирог" Карамзина в образе Ужимы. Сам же Карамзин, как известно, был избран почетным членом "Беседы", вероятно, по дипломатическим соображениям, которые, однако, не всегда бывают лишь проявлением вежливости. Все это оказалось сложнее, чем думали до Тынянова. Но и сам Тынянов кое-что упростил. Он прошел мимо Крылова, не заинтересовавшись его ролью и местом в "Беседе".
Конечно, архаисты - это не только герои пушкинских эпиграмм, но и большие писатели. Однако, когда речь идет об архаистах, то имеются в виду не Державин, Крылов или Грибоедов, и Тынянов, конечно, очень хорошо это знал. Когда говорят об архаистах, то имеют в виду Шишкова, Шихматова и Шаховского. И Пушкин в борьбе с архаизмом имел в виду именно их. Может быть, поэтому Тынянов и не писал о Крылове, в частности о роли его в "Беседе".
Убежденный в том, что литературного течения "вообще" не существует, Тынянов резко возражает против прямой "преемственности" в истории литературы. "Стройная картина": "Ломоносов роди Державина, Державин роди Жуковского, Жуковский роди Пушкина, Пушкин роди Лермонтова"* - вызывает серию саркастических замечаний. Тынянов утверждает, что "говорить о преемственности приходится только при явлениях школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, принцип которой - борьба и смена"**.