Проследим за развитием этой темы: как Иов обращается к Богу с жалобой на свои муки и как взывает к Нему, чтобы Он вывел, «как свет», правду Иова и показал мудрецам, что совсем иные причины привели его к бедствиям, нежели какие-то легко опознаваемые грехи.
Итак, сначала Иов, напомним, совершенно смиряется с приговором свыше, принимая его как нечто само собой разумеющееся:
... Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!
<...>
... Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать? (Иов. 1, 21 – 2, 10)
И при этом дважды подчеркивается, что ни в чем «... не согрешил Иов устами своими» (2, 10; ср.: 1, 22).
Когда же собрались мудрецы и праведник был вынужден вести с ними диалог, он обязан был что-то сказать в подтверждение или опровержение своих прежних рассуждений о том, что праведность всегда награждается, а нечестие наказывается. Ведь Иов – великий мыслитель, проницающий сердцем глубины мироздания, созерцающий душой величие Божье, и он должен был перед лицом своих друзей высказать глубокие мысли о сущности, причине и цели страданий – даже и тогда, когда сам безутешно страдал.
И, как мы видели, первой его реакцией была попытка «отстранить» Бога от всего случившегося: во всём день виноват, ночь виновата; проклят тот день, проклята та ночь: «Зачем не закрыла эта ночь утробу матери моей, чтоб я вышел из нее, зачем я не был поглощен тьмой!» А Бог здесь ни при чем. Но когда Елифаз коснулся участия Бога в судьбе Иова и стал утверждать: «Бог тебя наказал, и, несомненно, ты несешь кару за свои поступки», – вот тогда уже Иов уклониться от обсуждения этой темы не смог. Он привел множество разных доводов и наконец обратился к Богу, чтобы Тот явил его правду и невинность и поведал, в чем причина его ужасных страданий.
Значит, суть всего обсуждаемого – не в жалобах, не в том, что Иов не в силах вынести наказание, а в необходимости оправдать деяния Всевышнего в мире, необходимости в страшных условиях крушения и разрушения привычного внешнего и внутреннего мира сохранить то, что еще можно сохранить, и создать свою теологию. Иов совершает героическую попытку обрести такую мудрость, которая объяснила бы деяния Бога и позволила утвердить учение о жизни на новых основах.
После того, как Елифаз заканчивает обвинительную речь, вновь раздается голос Иова, упрекающего друзей в том, что в тяжелейших обстоятельствах они не пришли к нему на помощь, не поддержали, не утешили, а, наоборот, бросили ему в лицо грозные обвинения в греховности. Своими обвинениями друзья как бы перечеркивают его уникальный опыт, заграждая те пути, которые должен одолеть Иов, чтобы глубже познать бытие Божье и сущность жизни. Друзья как бы заранее отрицают саму возможность ответа, который необходимо найти Иову, и пытаются дать всему, что происходит с ним, трафаретные, обыденные объяснения.