Спицын очень устал. Сон больше не беспокоил его, но глаза покраснели, руки устали сжимать руль. Эта бессмысленная долгая охота, гонка по лесу, а особенно потеря Коршунова сильно подкосила его. Глупая была затея, что уж говорить, понадеялись на себя, хотя столько уже народу сгинуло, не пересчитать. — Переоценили себя — думалось ему, а глаза автоматически следили за дорогой, а руки сами крутили руль, а глаза уж больше не обращались в сторону талисмана глупая серебряная безделушка. Да и не найдет он лодочника сегодня. Пусть, решил Спицын, это будет мне уроком. Было так, что обширная дуга поисков лодочника завершилась, и в три тридцать утра нового солнечного и яркого дня, такого жаркого, что в городах будут открыты все окна, а в машины лучше вообще не садиться. В три тридцать охотник Спицын выбрался из елового леса обратно на поле. Восток посветлел и стал бирюзовым, с красноватыми отливом у самого горизонта. Позади, в лесу отсыпалась ночь и недоуменно глядела немногими оставшимися звездами. Дальше лениво и сонно текла река, и приютилась на ее берегу деревушка. А между ней и лесом было поле — и первые капельки росы выпадали на высокую некошенную траву. А с речки наползал туман — новый, на этот раз утренний. Петухи еще не кричали, только слышно было одинокое гудение моторного самолета где-то в вышине. А туман наступал ровным белым приливом, скрывая в себе черные остовы крестов на деревенском кладбище.
Коршунов мчался сквозь лес. Был он жив, вопреки всему. И хотя машина его целиком скрылась в мутных глубинах маленького с виду болотца, и он остался без ружья, без фонаря — он был жив. И бежал все быстрее. Мчался по тропе, иногда странные твари увязывались за ним следом, тянули свои когтистые лапы и…отставали. А он бежал, хотя в легких уже хрипело, а в глазах прыгали темные пятна. Как и напарник, решал он не долго. Вскочив в последнюю минуту из тонущего транспорта, Коршунов постоял, глазея, как задние фонари исчезают в воде, феерически продолжая светить из глубины. А потом кинулся по тропе, по которой они приехали. Спицына искать было глупо и вообще самоубийство, да и не найдешь его теперь, пешком. Оставалось только одно — идти назад и по возможности достигнуть деревни живым, миновав лодочника и всех этих порождений ночного леса. Земли била ему в ноги, ветви хлестали по лицу и стремились ослепить. Луна исчезла и в лесу была почти полная темнота. Но он как-то угадывал, как-то умудрялся не сбиваться с курса и мчаться назад, на поле. Туда, где он будет спасен, туда, где нет темноты и есть люди. Он был уверен — они помогут ему, они спасут его. А лодочник — что лодочник. Если Коршунов останется жив, его на канате не затащишь в этот лес. Пусть тут хоть все поумирают. Ноги подгибались, он задыхался, и пару раз крепко ударился о шершавые стволы деревьев, еще чуть-чуть и он бы упал. Hо нет, не в этот раз. Hе достанется тьме. Не достанется. Он увидел впереди свет, и из последних сил рванулся туда. Пробежал еще сотню метров, почти теряя сознание от усталости и страха. И вот поле. Лес позади, гневно шевелит многочисленными корявыми конечностями. Hо он уже упустил свою жертву. Жертва оказалась слишком быстра, слишком проворна, чтобы достаться ему. Ха. Всхлипывая, Коршунов остановился на краю поля. Вот она деревенька поблескивает стеклами домов. А вот и свет, небо светлеет, горизонт готов выпустить из себя солнце. В деревне орут петухи. И пусть туман поднимается, стремясь закрыть этот прекрасный вид, компас у Коршунова в голове не подведет и на этот раз, как не подвел он в лесу. Едва переведя дух, охотник Коршунов побежал сквозь белые и холодные облака тумана.