– Не пожалеешь, – заверил я его и приступил к рассказу, постаравшись излагать как можно короче, пока не дошел до дня, когда впервые увидел его в царской свите.
Скрывать, что под личиной юродивого на самом деле прятался я, тоже не стал, то есть говорил чистую правду, как оно все было. Тут уж либо пан – либо… дыба.
– Выходит, и пророчества твои… – протянул он разочарованно, но я перебил:
– Нет. То, что я тогда сказал, истина, ибо я на самом деле ведаю.
– Во всем истина? – уточнил он, скорее всего подразумевая то, что я сказал ему тогда напоследок, стоя у самой двери.
– Во всем, – кивнул я. – Мне лгать нельзя, а то дара лишусь.
– А что ж ты, коль такой провидец, Петряя этого не изобличил? – недоверчиво спросил он.
– Лицом к лицу узрети не дано мне лика, я плохо вижу рядом – все больше издалека, – туманно пояснил я, вовремя перефразировав Есенина, и добавил на всякий случай: – То, что случится со мной, я и вовсе не зрю, а вот у других… – Но тут же поправился, сыграв в откровенность: – Хотя всякое бывает. Иной хорошо виден, словно наяву, а чаще гляжу на человека, и перед глазами темнота.
– А меня, стало быть, увидел, – усмехнулся он.
– И тебя, и сестрицу твою, – уверенно сказал я.
– Ишь ты, – удивился он. – Так она же маленькая вовсе. Чего там разглядывать-то?
– А то, что и у тебя, – бухнул я. – Царский венец на ее голове узрел.
– Не промахнулся? – хмыкнул Борис. – Я слыхал, государь на следующее лето царевича оженить хочет, а на Руси невест моложе двенадцати годков не бывает. Моей же Ирише, – ласково-любовно произнес он имя сестры, – как ни крути, а токмо одиннадцать сполнится, да и то чрез лето, на следующую осень. Да и в двенадцать-то не часто замуж берут. Лишь когда породниться потребно, – пояснил он. – Не мыслю я, что государь так жаждет годуновский род приблизить, что решит царевича Ивана…
– Федора, – перебил я его. – Царевича Федора он на Ирине женит.
– Тогда сызнова промашку ты дал, – убежденно заявил он. – Государь нипочем своего второго сына наследником не сделает. Он хошь и гневен бывает на старшего, и длань в ход пускает, но то поучает по-отцовски. А престола лишить – иное.
– Поучает, – усмехнулся я, и мне почему-то вспомнилась картина Репина, на которой Иоанн Грозный убивает своего сына, а если точнее, то уже прошелся по нему своим посохом и теперь печалуется, раскаиваясь в содеянном.
Царь на ней, конечно, не был похож на настоящего, которого я имел счастье лицезреть, хотя через одиннадцать лет, если не знать ни в чем меры, можно опуститься и до такого уровня. У него и сейчас мешки под глазами будь здоров. Да и отечность тоже видна. Пока небольшая, но это ведь только начало, а дальше больше. Однако вдаваться в подробное изложение причин, по которым царский престол не получит старший из царевичей, я не стал, побоявшись переборщить с пророчествами. Да и хватит для него пока. К тому же не такой у меня и большой запас познаний в грядущем. За три дня изучения источников, пускай самого старательного и добросовестного, всего не запомнишь. Так что я отделался многозначительным: