Он проник языком глубже, скользнув между ее раскрытыми жаждущими губами, как будто пил мед из источника, о существовании которого она не подозревала. Сначала нерешительно, затем более смело она переняла от него это действие и стала исследовать жаркий грот его рта своим языком. Ощущение было настолько приятным и сладостным, что ее захлестнула невероятная радость, и в сердце возникло страстное желание, сулившее бесконечное блаженство, если только он будет и дальше держать ее так, будто она была для него всем миром, как он для нее.
Эта мысль поразила ее, хотя она попыталась игнорировать ее, целиком отдаваясь физическим ощущениям, страстно исследуя их вместе с ним. Одной рукой он нежно гладил ее по спине, по достоинству оценивая ее гибкую силу, тогда как пальцы Шарлотты трепетали от восторга, который дарило ощущение его мощного, мускулистого торса. Он почувствовал легкое смущение перед ее нежным одобрением… Нет-нет, перед ее полной уступчивостью. Крепко прильнув к ее рту, так что она едва могла дышать, он властно проник в самую ее глубину, пробудив в Шарлотте неведомые глубины страсти. Между тем его руки скользнули чуть ниже, на мгновение задержались на ее ягодицах, потом на самом интимном местечке, где сходились длинные и стройные ноги ее, и этот пожар, загоревшийся в сокровенных глубинах ее естества, грозил растопить остатки ее воли. Как он и предсказывал, инстинкт предостерег ее, и Шарлотта снова простонала, на этот раз протестующе.
По ошибке приняв ее стон за возврат к обычной сдержанности, Бен поднял голову и взглянул на то, что он сотворил. Поспешно отведя взгляд в сторону, Шарлотта увидела себя в зеркале. Вероятно, Миранда поместила его в кабинет, чтобы придать ему некоторую живость, когда сидела здесь в отсутствие мужа.
Не желая думать о разнице между этой сценой соблазнения и теми, которые наверняка происходили здесь между истинными и преданными супругами, Шарлотта поразилась тому, что сделал с ней этот человек, столь властно держащий ее в своих объятиях. Еще недавно бывшая сдержанной и чинной, мисс Уэллс превратилась в существо, охваченное огнем и страстью. Ее губы были влажными и припухшими от страстных поцелуев, глаза подернулись негой, за которой скрывалась неуловимая тайна и необузданная жажда тепла сродни той, с какой цветок тянется к июньскому солнцу. Она могла все это иметь: опьяняющее удовлетворение, страсть, какую только может желать женщина, жар мгновенно утоленной страсти и запретную надежду на нечто большее, на какие-то последствия, которых нельзя было допустить. Затем она вспомнила, каким коротким бывает июньское изобилие, как множество цветов раскрываются в своей совершенной красоте, после чего вянут и гибнут в момент самого разгара лета.