– Зачем тебе?
– Уволю.
– Я не доносчица, Филипп. Выясняй сам, если хочешь.
Он вдруг улыбнулся:
– Какая ты все-таки у меня хорошая. Ладно, придется говорить с вашим главным, пусть донесет до всех врачей, что, выписывая рецепты, они принимают на себя финансовую ответственность. И со своими ухарями я тоже побеседую. Пусть знают – при первом же злоупотреблении я закрою этот фонд. Теперь, может быть, разрешишь мне войти в дом?
– Ах да, – спохватилась Юля.
Оказывается, все это время она с воинственным видом стояла в дверях.
– Я вообще против всякой социалки, – разглагольствовал Филипп за ужином. – Зачем все эти фонды, где заседают ворюги? Платите достойному работнику достойную зарплату, и он сам отправит своих детей отдохнуть и обучит их, сам обеспечит старость своим родителям. Оставил бы только бесплатную медицину, теперь лечиться – слишком дорогое удовольствие, между тем кто-то болеет, а кто-то до ста лет скачет здоровенький, и от воли человека это не зависит. Если гражданин, исходя из своей зарплаты, может планировать количество детей в семье или покупку автомобиля, то выбрать себе заболевание по средствам он никак не может. Поэтому справедливо, когда государство обеспечивает всех медицинской помощью, исключая те случаи, когда болезнь является непосредственным следствием образа жизни человека. А у нас гражданин, имея мизерную зарплату, вынужден с протянутой рукой просить милостей у правительства, если не для себя, то для своих детей. От этого воспитывается нация рабов и попрошаек.
– Филипп, а почему ты не был женат? – внезапно спросила Юля.
Он посмотрел на нее удивленно:
– Что?
– Женат почему не был, я спрашиваю?
Она подала чай и села напротив мужа.
– А что? Ты недовольна, что я до тебя не обзавелся семьей?
– Странно, что такой положительный мужчина до сорока двух лет проходил в холостяках.
– Хорошо. Не хотел говорить тебе, но я много лет встречался с замужней женщиной.
Катя!!! Ну конечно же, в жизни всегда все происходит как в плохом сентиментальном романе! Хорошо, что она догадалась спросить, иначе так бы и продолжала подозревать Елизавету.
– Я, наверное, знакома со своей предшественницей? – ехидно поинтересовалась Юля.
– Вряд ли. Она живет в Питере.
Ну естественно! Почему бы для конспирации не сказать – на Луне?
– И что? Вы до сих пор встречаетесь?
– Что ты, конечно, нет. Я расстался с ней задолго до тебя. Мы были вместе еще со школы, потом она бросила меня и вышла замуж. Через несколько лет мы встретились и поняли, что по-прежнему любим друг друга. Стали видеться, а я был так поглощен заводом, что совсем не скучал по семейной жизни. Мне для счастья вполне хватало коротких встреч, и я не настаивал на нашем соединении. Тем более у нее пошли дети. Не мои, – поспешил добавить Рыбаков, заметив Юлины вытаращенные глаза. – Короче, только в сорок лет я отрезвел и понял, что предательство есть предательство. Нельзя уважать женщину, которая марает свой семейный очаг изменой, и нельзя любить женщину, которую не уважаешь, и нельзя спать с женщиной, которую не любишь, не унижая себя. Вот такая логическая цепочка.