– Смотрите: широкие лампасные разрезы и фасциотомия[13]. Плюс большие дозы антибиотиков. После операции нужно будет его в реанимацию положить.
– Ага, в отдельный бокс. Спасибо, Юля. Пойду вскрывать.
– Простите, но это моя работа.
– Ну что ты! Кроме клостридий[14], у него наверняка и другие интересные микроорганизмы есть. Побереги себя.
– Хирург здесь я, – отчеканила Юля. Ей до сих пор не давала покоя однажды проявленная трусость. – И оперировать буду я. Потому что я лучше знаю, как вскрывать гнойные очаги.
– Но лампасные разрезы – это как раз по моей части.
– Ага, сейчас! Вы знаете, как на бедре проходит сосудистый пучок? Вам придется все равно вызывать меня, и тогда уж мы точно кровью умоемся.
Самурай улыбнулся:
– Пусти хоть крючки подержать.
И категорически настоял на своем, когда она стала отнекиваться.
* * *
Юля вдохновенно вскрыла все фасциальные футляры и рыхло затампонировала раны салфетками с перекисью.
– В барокамеру бы его…
– В камеру – согласен, а насчет бара он и сам не дурак, – откликнулся анестезиолог раздраженно, но обещал вызвать врача ГБО.
Пациента увезли, Юля с Дубикайтисом тоже хотели уходить, но Елизавета неожиданно преградила им путь. Оказывается, по санитарным нормам, хирург, бывший в контакте с анаэробом, должен раздеться прямо в операционной.
– До трусов? – изумился Самурай.
– Именно, Александр Кимович. Снимайте костюм и бегите в душ. А мы с Юлией Евгеньевной вслед за вами.
– Сразу вслед?
– Нет, подождем, пока вы уйдете.
– Твоя воля, Елизавета, ты бы меня живьем в своем автоклаве сварила ради стерильности, – ворчал Дубикайтис, раздеваясь. – Это я за такую зарплату должен еще стриптиз показывать!
Женщины деликатно отвернулись. Прежде чем попасть в раздевалку, где находился душ, требовалось преодолеть длинный коридор. Правда, в это время в оперблоке, кроме них, не было ни души, и нечего было опасаться чужих нескромных взглядов.
– Первый пошел! – крикнул Дубикайтис и со страшным топотом помчался в душевую.
Юля замялась. Раздеваться перед Елизаветой ей почему-то было неловко, а просить ее отвернуться – странно.
Медсестра неожиданно заговорщицки подмигнула ей:
– Пусть он бегает голый по больнице, а мы с вами устроимся получше. – Она достала из шкафа два пакета с одноразовыми бумажными халатами. Материал напоминал кальку и мало что скрывал, но все же лучше, чем ничего.
Юля покосилась на Елизавету. Той нечего стесняться своего костлявого, но подтянутого тела, а вот белье, ясно просвечивающее сквозь тонкую бумагу… Убогие трикотажные трусики в горошек и майка абсолютно детского фасона не могли принадлежать женщине, хоть раз в жизни имевшей дело с мужчиной. Тело, познавшее мужские ласки, неминуемо отторгнет эти кошмарные покровы.